Агент
Шрифт:
Голосок был так себе — слабенький тенорок. И тут же послышался иной тембр — сочный баритон:
— Могу?..
Авинов поднял голову, взглядом встречаясь с «Буки-02».
— Присаживайтесь, — сказал Кирилл. — На угощение не надейтесь, самому мало.
Улыбка агента встопорщила усы. Усевшись, Буки вынул портсигар и достал чёрную мексиканскую пахитоску.
— Вы не будете против, если я закурю? — любезно поинтересовался он, остро взглядывая на Авинова.
Это был пароль.
— Да ради бога, курите, — отозвался штабс-капитан. — А я вот пристрастился к «Приме»… [96]
Его
— Признаться, не баловался никогда табаком, — добродушно проворчал он, — и не собираюсь, но вот приходится изображать заядлого курильщика! Имён называть не будем, достаточно и азбуки, хо-хо… Мы очень рады, Веди, что вам удалось пробраться в самое логово…
96
«Прима», «Ира», «Яр», «Друг», «Зефир», «Пажеские», «Боярские»— сорта сигарет русской табачной фабрики «Лаферм»
— Мы? — поднял бровь Авинов.
Буки слегка повёл лысой головой в сторону, указывая на свой стол, за которым сидел плотный мужчина, похожий на купца.
— Это «дядя Кока», [97] — сказал Буки с ухмылочкой, — начальник штаба Добрармии Московского района. Я — её главнокомандующий.
Кирилл прищурился.
— Благодарю за откровенность, — проговорил он. — Но всё-таки просветите меня, откуда вам стало известно про «логово»?
97
Прозвище Н. Щепкина, кадета и одного из руководителей подпольной белогвардейской организации — Национального центра. Добровольческой армией Московского района командовал генерал-лейтенант Н. Стогов.
Главнокомандующий довольно усмехнулся.
— У нас всюду свои люди, юноша, — сказал он. — Одних только кадровых офицеров восемьсот человек, и все они служат в большевистских воинских формированиях и советских учреждениях. А всего нас несколько тысяч. Есть оружие, и даже артиллерия — припрятали кое-что в амбарах на окраине…
— Только не поспешите с выступлением, — вымолвил Авинов, качая головой. — Я, конечно, не знаю планов командования, но видел, как большевики живьём закапывают в землю излишне торопливых…
Буки серьёзно кивнул, отблескивая лысиной.
— По плану штаба, — негромко проговорил он, — Москва поделена на секторы, во главе которых поставлены начальники. Поднявшись, мы овладеем мощными московскими радиостанциями и сообщим всем частям Красной армии на передовой о свержении Советской власти, что вызовет замешательство и открытие фронтов. Начало восстания приурочено нами к падению Тулы.
— Отлично, — выдохнул Кирилл, — аж свежим чем-то повеяло!
— Это форточка отворилась! — грустно хохотнул Буки. — Ваша очередь, юноша. Учтите, я спрашиваю не из праздного любопытства — мы оба должны чётко понимать свой маневр, а не бродить в тумане общего недоверия.
— Из скромности вы забыли упомянуть одну деталь, — тонко улыбнулся Авинов. — Я — лишь агент, а вы, как руководитель осведомительного пункта 1-го разряда в Москве, являетесь моим непосредственным начальством.
Руководитель хмыкнул.
— Докладываю, — сказал Кирилл. — Иосиф Сталин посылает меня за город, в имение «Горки», куда Свердлов, по сути, сослал
— Желательно, юноша, — прохладным голосом сказал Буки.
— Безусловно, и Ленин, и тот же Сталин повинны в смерти сотен тысяч людей, — негромко проговорил штабс-капитан. — Они принесли России такую массу горя и несчастья, что монгольское иго блекнет на этом кровавом фоне. Всё это верно, но задумывались ли вы, кто сменит этих большевиков? Могу сказать — Троцкий и Свердлов. Лев Давыдович своих целей не таит — он хочет всю Россию превратить в один огромный концлагерь, а её народ забрить в «трудовую армию». Яков Михайлович активно поддерживает его, изничтожая целые сословия. Взять хотя бы пресловутое «расказачивание»! У обоих одна и та же идея фикс: сделать Россию плацдармом для мировой революции, разбить «белобандитские банды» и отправиться в походы — через Персию на Индию, через Польшу — на Европу! А самое страшное заключается в том, что они уже на полдороге к сей заветной мечте! И ещё неясно, кто стоит за ними. Ленин закрутил октябрьскую карусель на немецкие марки, а чем, интересно, платят Троцкому? Долларами? Или фунтами?
Главнокомандующий Добрармией Московского района хмуро покивал.
— Иначе говоря, — сказал он, морщась, — вы выбрали наименьшее из зол?
Авинов согласно склонил голову.
— Не скажу, что целиком на вашей стороне, — пробурчал Буки, — но и выглядеть торопыгой тоже не хочу. Понимаю, что комиссары ещё очень сильны. Очень. К зиме в Красной армии насчитают полтора миллиона штыков! Вроде бы и спешить надо изо всех сил, пока они не забрили три, четыре, пять миллионов, но… Нельзя. Хорошо, Веди. Чем мы можем помочь?
— Не сегодня завтра в Москву прибудет мой связник с документами на имя Исаева. Устройте его.
— Сделаем, — пообещал Буки.
Чудесным воскресным утром Авинов наконец-то собрался «за город». Мысль о комфортной поездке на авто Кирилл отмёл сразу — неохота было «светиться». Свернёшь ты с Каширского тракту, и что? Куда спрячешь машину — огромный «вещдок»?
Поэтому штабс-капитан, как простой советский человек, отправился в Горки с Павелецкого вокзала.
В зале ожидания воняло хлоркой, сырым сукном армяков и портянками, клубы смрадного махорочного дыма поднимались к облупленному потолку. Бойцы заградотрядов и агенты трансчека бдили вовсю, высматривая нарушителей революционной законности. Отъезжающие выстраивались на загаженном перроне, обложившись мешками да чемоданами, — готовились штурмовать поезд. Авинову было легче — не отягощённый ручной кладью, он пролез в вагон и даже занял сидячее место.
Пассажирами ехали, в основном, горожане — пугливые, они неумело переодевались в крестьян, а везли с собою чемоданы да баулы с тряпьём, солью, мылом, иголками и прочим товаром, имевшим хождение на селе. А что было делать? Совнаркомовские пайки давали известно кому, а простой народ питался одной перловкой да ржавой селёдкой, запивая яства сии морковным чаем… Вот и устраивали москвичи «смычку города с деревней», обменивая часы с кукушкой на глечик сметаны.