Агентурная сеть
Шрифт:
Такого поворота я как раз и боялся! Но на этот случай у нас, как говорится, было!
— Нет, дружище, это вы рассуждаете, как дилетант! — возразил я. — Если не верите, нажмите вот на эту клавишу.
С этими словами я подвинул к нему кассетник.
Сосед с некоторым недоверием посмотрел на меня, потом на кассетник, но все же последовал моему совету.
После первых же реплик глаза полезли у него на лоб от удивления.
— Это неправда! — через минуту воскликнул он. — Вы же отлично знаете, что это не соответствует действительности!
— Конечно, — поддержал
В том месте записи, где мы обсуждали стоимость привезенных мной подарков, сосед буквально остолбенел.
— Невероятно! — его голос дрожал. — Но это же была шутка!
— Конечно, шутка, — снова согласился я. — Но поверит ли в это начальник вашей службы, вот в чем вопрос!
Потрясенный сосед дослушал запись до конца и, чуть не плача, спросил:
— Что вы собираетесь делать с этой пленкой?
— Пока ничего, — неопределенно ответил я. — Просто я хотел напомнить вам, что вы тоже имеете дело с профессионалами.
После этого наш разговор принял более конструктивный характер и довольно быстро мы пришли к полному взаимопониманию: сосед согласился информировать меня по всем интересующим вопросам, а я взял на себя заботы о его материальном благополучии.
Но все это было из области воспоминаний, навеянных первым визитом «Бао» на квартиру Лавренова.
А еще через несколько дней я провел встречу с «Рокки», и он доложил, что получил от Франсуа Сервэна указание установить контакт с Ламином Конде и выяснить возможность его использования в изучении «Бао».
Так разработка корреспондента Синьхуа стала приобретать совершенно новые очертания…
35
Зазвонил телефон, и я невольно вздрогнул, хотя уже в течение получаса с нетерпением ждал этого звонка.
Жена Юры Борисова, в квартире которого мы с Колповским сейчас находились, подняла трубку и, как того следовало ожидать, услышала голос Асмик.
— Наташа, ты будешь сегодня вечером в клубе?
— Буду, — ответила Наташа. — А что?
— Я хочу отдать тебе выкройки.
— Хорошо, увидимся, — сказала Наташа и, положив трубку, засветилась такой радостью, как будто дороже этих выкроек у нее ничего не было.
Я надел наушники и распорядился:
— Включай!
Колповский тоже надел наушники, перекрестился и надавил пальцем на маленькую черную кнопочку. На лежавшем перед ним аппарате загорелась красная лампочка, означавшая, что команда прошла.
Через пару секунд я услышал в наушниках нарастающий шум. Он возник откуда-то издалека, как накатившаяся океанская волна, но не затих при ее откате, а, достигнув определенного уровня, остался звучать на пульсирующей и довольно противной ноте. Шум был достаточно сильным, это меня встревожило, и я спросил:
— Это что — какая-то помеха?
— Нет, это кондиционеры, — ответил Колповский и, повернув регулятор, слегка уменьшил громкость.
— Из-за этих проклятых кондиционеров мы ни черта не услышим, — пробурчал я себе под нос.
— Не беспокойтесь, Михаил Иванович, — успокоил меня Колповский. — Микрофон отрегулирован на голосовые частоты. Вот увидите, как только кто-то
Я машинально отметил про себя всю абсурдность последней фразы: как я мог увидеть, когда кто-то заговорит, если вооружен не биноклем, а наушниками! Но сейчас мне было не до стилистических тонкостей!
В течение нескольких минут мы слушали, как надрываются кондиционеры фирмы «Вестингауз», охлаждая жаркий тропический воздух. Потом Колповский сказал:
— Я попробую, как проходят команды.
— Попробуй, — разрешил я и поправил наушники.
Колповский снова нажал черную кнопочку, только на этот раз на более продолжительное время, снова мигнула красная лампочка, и так раздражавший меня шум уплыл куда-то в космическое пространство. Колповский несколько раз повторил свои манипуляции, и, повинуясь его пальцу, шум то появлялся, то пропадал, словно его издавал какой-то неведомый оркестр, подчиняющийся движению дирижерской палочки.
Наконец, Колповский оставил аппарат во включенном состоянии и удовлетворенно поднял большой палец: дистанционное управление работало безотказно! Теперь оставалось убедиться, что микрофон находится именно там, где ему надлежало находиться. А для этого надо было подождать, когда в контролируемое помещение войдет какая-то живая душа и произнесет какую-нибудь фразу, которая и позволит сделать окончательный вывод.
Мы успели выпить по чашке кофе, поговорить о том о сем, пока наконец в ставший уже привычным шум кондиционеров вплелись какие-то ритмические звуки, потом послышался звук открываемой двери, снова ритмические звуки, только на этот раз более громкие и потому узнаваемые, затем серия каких-то непонятных звуков, и вдруг (о, чудо!) шум кондиционеров внезапно стих, и я совершенно четко, как будто говоривший находился совсем рядом, услышал:
— Кейл, попросите Копленда зайти ко мне.
По великолепному американскому произношению и по тому, что только один человек в этой стране мог вызвать к себе резидента ЦРУ, я догадался, что слышу голос чрезвычайного и полномочного посла США Раймонда Гэлбера!
Этому со всех точек зрения неординарному событию предшествовала большая подготовительная работа.
Пока наше оперативно-техническое подразделение колдовало над малахитовым письменным прибором и ломало голову над тем, как начинить его различными электронными штучками, Хачикян планомерно готовил «Армана» к осуществлению ответственной и рискованной затеи.
Сначала нужно было проверить «Армана» на выполнении сходного поручения и убедиться в его находчивости, смелости и в том, что он способен четко выполнить данные ему инструкции. А еще нам чрезвычайно важно было знать, не ведет ли он двойную игру и не докладывает ли о своих контактах с Хачикяном кому-то из американцев, например, тому же Копленду.
И вот однажды Хачикян вручил «Арману» небольшую металлическую коробочку с несколькими кнопками, измерительной шкалой и стрелкой и попросил его (за отдельное вознаграждение, разумеется!) спрятать эту коробочку в кабинете американского посла, лучше всего где-нибудь за книгами.