Агентурная сеть
Шрифт:
С трудом выбравшись из машины, он обнаружил, что она сильно повреждена: весь правый борт помят, фара и радиатор разбиты. Все указывало на то, что машина врезалась в какое-то препятствие.
В общем, все выглядело, как заурядное дорожное происшествие, совершенное к тому же в нетрезвом состоянии. А все эти разговорчики о потере сознания, тошноте и головокружении — как попытка оправдаться и избежать наказания.
Но разведчик был опытным профессионалом и всегда отличался безукоризненным поведением, а потому резидент не стал торопиться с выводами и настаивать на откомандировании, а распорядился взять пробы мочи и крови и направить их
Анализ позволил сделать однозначный вывод: все случившееся — результат воздействия психотропного препарата!
После этого случая и на более чем странную выходку сотрудника ГРУ в метро посмотрели под другим углом зрения!
Мне тоже, когда я работал в натовской стране, пришлось однажды разбираться в подобном случае.
Один из моих коллег выехал в провинциальный городок, чтобы вдали от столичной суеты повидаться с агентом, который должен был специально приехать из соседней страны. Встреча не состоялась, и, побродив по городку, коллега поздно вечером собрался в обратный путь.
Садясь в автомашину, которую он оставлял на платной стоянке, он обратил внимание на какой-то необычный запах в салоне, однако не придал этому большого значения, полагая, что в дороге он выветрится. Спустя десять минут он выехал на автостраду, набрал скорость, но внезапно почувствовал, как у него закружилась голова, свет фар поплыл и завертелся радужными кругами, а к горлу подкатилась противная тошнота.
Надо было немедленно останавливаться. Но он уже влился в поток машин и сделать это было чрезвычайно сложно. Понимая, что еще несколько мгновений, и он потеряет сознание, после чего катастрофа неизбежна, мой коллега сумел все же протиснуться в правый ряд, а затем свернуть с автострады на очень кстати подвернувшуюся заправочную станцию.
Он едва успел затормозить и включить аварийную сигнализацию, как в мозг ему словно вогнали ржавый гвоздь, в груди что-то оборвалось, и он упал головой на руль.
К нему бросились служащие станции, вызвали скорую помощь, и та констатировала острую сердечную недостаточность. Моего коллегу долго приводили в чувство, потом отвезли в больницу, откуда мы его на следующий день и забрали.
Самое удивительное в том, что, когда через несколько дней он прошел тщательное медицинское обследование, не было обнаружено никаких намеков на ранее поставленный диагноз! Словно ничего и не было! А ведь если бы встреча с агентом состоялась и при нем были бы секретные документы (на это, видимо, и рассчитывали те, кто проводил эту операцию!), то дело приняло бы совсем иной оборот.
Пока я вспоминал все эти истории, Копленд продолжал ходить какими-то непонятными кругами вокруг все той же темы.
Мне надоели его рассуждения, и я спросил прямо:
— Ты полагаешь, что мы каким-то образом причастны к смерти американского дипломата?
Я умышленно назвал Рэнскипа «дипломатом», чтобы не накалять и без того накаленную ситуацию.
— Я этого не говорил, — быстро ответил Копленд. — Я просто хотел…
— Тогда что это за странные намеки? — с возмущением перебил я. — И какие у нас могут быть поводы так поступать?
В этот момент официант принес заказанный омлет, но нам было уже не до еды!
Воспользовавшись возникшей паузой, Копленд опустил руку под стол и стал гладить себя по бедру. Я подумал, что он тоже пришел на встречу с записывающей аппаратурой, и сейчас хочет ее отключить, чтобы сказать мне нечто, чего не должно быть на пленке.
Повозившись
— Видишь ли, Майк, у Рэнскипа были знакомые среди твоих соотечественников. Я допускаю, что вы могли отрицательно относиться к этим контактам и предпринять какие-то меры, чтобы их пресечь.
— Ценой жизни человека? — уточнил я.
— А почему бы нет? — глядя мне прямо в глаза, сказал Копленд.
Теперь, когда я был почти уверен, что Копленд отключил свой аппарат, я испытывал большое желание сказать ему все, что я думаю о нем и учреждении, в котором он работает. И я едва не сделал это! Но потом подумал, что меня вряд ли поймут и одобрят те, кто будет слушать запись нашего разговора в Москве. Ведь смотреть в глаза своему противнику — это одно, а слушать запись — совсем другое!
Отказав себе в маленьком удовольствии, я спросил:
— Тебя кто-нибудь уполномочил провести со мной эту беседу?
— Нет, это моя личная инициатива, — поспешил заверить меня Копленд, и я еще раз подумал, что он не зря отключил свой аппарат: начатая им дискуссия могла закончиться самым неожиданным образом!
— Тогда я вот что тебе скажу, Гэри. Ты обратился не по адресу. И вообще зря затеял этот разговор. Время для него еще не пришло.
Говоря о времени, я имел в виду не только осложнившуюся из-за ввода наших войск в Афганистан международную обстановку и начавшийся очередной виток холодной войны, что само по себе не располагало к интимным встречам между резидентами двух, противоборствующих разведок. Я очень надеялся, что с помощью установленного в кабинете американского посла микрофона нам удастся получить кое-какую полезную информацию, а уж тогда мы придумаем, о чем и как нам поговорить с Коплендом!
Я очень люблю омлет с шампиньонами. Не знаю, как поступил мой американский коллега, но я ушел, даже не притронувшись к этому изысканному блюду.
36
Люди, выбравшие профессию разведчика по призванию, независимо от их политических взглядов и приверженности той или иной идеологии, должны быть убежденными интернационалистами.
С кем только им не приходится встречаться! Кого только не приходится вербовать? И белых, и черных, желтых, и сереньких, и в полосочку! И всем нужно понравиться, со всеми нужно установить хотя бы нормальные человеческие отношения, а еще лучше дружбу, потому что от дружбы всего один шаг до делового партнерства, то есть до того самого сотрудничества, которое и является конечной целью взаимоотношений разведчика с интересующим его иностранцем.
Каждому известно, что хорошие личные отношения складываются на основе обоюдной личной симпатии, умения выслушать человека и вникнуть в его проблемы. Этими качествами и должен обладать настоящий агентурист. А еще он должен быть начисто лишен расовых и национальных предрассудков, он должен искренне верить в то, что дети разных народов, независимо от цвета их кожи и разреза глаз, отличаются друг от друга только характерами, но никак не умственными или иными способностями.
Вы можете сколько угодно пить с нужным вам человеком на брудершафт, но он не проникнется к вам доверием и не станет вашим другом до тех пор, пока не увидит в глазах ваших искреннее, а не наигранное дружелюбие, пока не убедится, что вы считаете его по меньшей мере равным себе и без всяких комплексов воспринимаете его таким, каков он есть.