Агентурная сеть
Шрифт:
— Как вы считаете, Франсуа, где лучше всего осуществить вербовку китайца?
— В кабинете моего друга Жиро! — без всяких колебаний заявил «Атос».
Такой вариант меня вполне устраивал. Я бы и сам предложил «Атосу» это во всех отношениях наиболее подходящее место, и оставалось только порадоваться тому, что наши вкусы совпали.
— Я думаю, имеет смысл сделать запись этой беседы, — предложил «Атос», и в очередной раз мне оставалось только порадоваться, что я имею дело с опытным профессионалом, которого ничему не надо учить и который в состоянии самостоятельно принимать грамотные решения.
— Не забудьте взять
Через неделю мы встретились снова, на этот раз у меня дома.
— Все оказалось гораздо проще, чем мы предполагали, — передавая мне кассету с записью своего разговора с «Бао», сказал «Атос». — Мне даже показалось, что ваш китаец ожидал встречи со мной и внутренне был уже готов к подобному разговору.
— А у вас не сложилось впечатления, что он специально подставился вам на вербовку? — с присущей всем профессионалам настороженностью отнесся я к столь легко доставшемуся положительному результату. — Что, если это все было подстроено заранее?
— Это невозможно, — твердо ответил «Атос». — Да и какой в этом смысл? Думаю, просто он увяз в своих проблемах и был откровенно рад, что нашлась хорошая возможность их разрешить. К тому же он явно не ожидал, что вся вербовка сведется к предложению о совместной разработке Лавренова.
— И во что нам обойдется его согласие изучать Лавренова в интересах французской контрразведки? — улыбнулся я.
— Как мы и условились, я вручил ему единовременное вознаграждение и жалованье за месяц вперед. Его это вполне устроило, и он принял мои, то есть ваши условия.
«Атос» порылся в кармане и передал мне расписку «Бао», написанную на форменном бланке представительства французских спецслужб в стране.
— А это зачем? — спросил я, увидев под французским текстом, рядом с иероглифами, по всей видимости, означавшими подпись «Бао», отпечаток пальца.
— Кто знает, что означают эти иероглифы! — заметил «Атос». — Вдруг это совсем не подпись, а какое-нибудь проклятие в мой адрес? Вот я и попросил его оставить мне на память отпечаток пальца, благо в кабинете Жиро много всяких цветных жидкостей.
Мне бы в голову никогда не пришло просить завербованного агента, будь он китайцем или каким другим иностранцем, подтвердить свое согласие на сотрудничество отпечатком пальца. Но у французских спецслужб были свои традиции и правила, и не нам было их менять!
39
По пустыне идут два верблюда, и один другому говорит:
— Что бы про нас ни болтали, а пить все время хочется!
Этот верблюд из арабской притчи, как это ни кажется странным, очень напоминает вербовщика. Того тоже всегда мучает жажда и он никогда не может ее утолить! Едва успев завершить одну вербовочную разработку, он начинает думать о следующей. Ему все время нужно кого-то обращать в свою веру, на кого-то воздействовать, над кем-то доминировать, кем-то управлять! Если у него нет возможности вербовать, он будет
Вот и я, едва успев отчитаться за вербовку «Бао» и обговорить с Лавреновым линию его дальнейшего поведения с новоявленным агентом французских спецслужб, все свое внимание переключил на разработку «Ринго». Нельзя сказать, что до этого я выпустил его из поля зрения. Просто в моих встречах с «Рокки» произошел месячный перерыв, вызванный его женитьбой, поездкой к родственникам невесты и прочими хлопотами, без которых не обходится ни одна свадьба.
Теперь, когда у «Рокки» наконец появилась собственная семья, его расходы значительно возросли, и ему явно стало не хватать того «пособия», которое наша служба ежемесячно выплачивала детям его погибшего брата. Мы были готовы платить не только за мнимые услуги «Рока» в прошлом, но и за реальное сотрудничество его младшего брата. Дело было за полезной информацией, и «Рокки» хорошо это понимал. А потому с удвоенной энергией взялся за выполнение наших заданий, проявляя при этом столь нужную в нашем деле инициативу.
Медовый месяц не помешал ему сблизиться со служанкой «Ринго», и очень скоро в отсутствие американца он стал встречаться с ней в его квартире. А когда «Ринго» на неделю куда-то отлучился, «Рокки» провел нечто вроде негласного обыска.
Доверчивая молодая девушка, польщенная вниманием офицера полиции (откуда ей было знать, кем в действительности является ее возлюбленный) и, как и все женщины, быстро привыкшая к его подаркам, не задавала ему ненужных вопросов и не интересовалась, зачем тому понадобилось рыться в вещах ее хозяина. Напротив, она, видимо, сама любила это занятие, потому что довольно квалифицированно подсказывала «Рокки», где и что именно следует искать.
С ее помощью он нашел потайной шкафчик, находившийся за этажеркой с книгами, и хотел уже взяться за отмычку, как влюбленная девушка показала, где «Ринго» оставляет ключик.
Без лишних хлопот открыв шкафчик, «Рокки» обнаружил в нем разные бумаги: финансовые счета, переписку с женой и прочими родственниками, записные книжки и (о, удача!) дневники — то есть то, что принято называть личным архивом.
До возвращения «Ринго» оставалось два дня, но «Рокки» не стал терять время и в тот же день условным сигналом вызвал меня на внеочередную встречу. Поздним вечером на пустынном берегу океана под шум прибоя он передал мне эти бумаги, а менее чем через час на леске в нашей фотолаборатории сушилось три с половиной сотни кадров негативной пленки, отснятой Колповским до того, как я возвратил «Рокки» содержимое шкафчика и он положил бумаги на место.
Среди людей, посвятивших себя секретной работе, установилось золотое правило: пока находишься «при исполнении», не вести никаких дневников, не писать никаких воспоминаний и вообще не писать ничего, относящегося к твоей работе.
Причина предельно проста — правду писать нельзя по соображениям конспирации или исходя из государственных интересов, а какому порядочному человеку захочется в своем дневнике писать неправду или замалчивать истину? Да и неизвестно, в чьи руки в случае чего попадут твои воспоминания и чем это обернется для тебя и тех людей, которых ты упомянул в своих записях.