Агитбригада 2

Фонд А.

— Рыжова! Как ты крутишь фуэте?! — возмущённо набросился на Люсю Гудков, — легче ножку тяни, легче! А то как слон в цирке!

— Слон в посудной лавке, — поправила его педантичная Клара.

— Слон в посудной лавке и то изящнее, чем Рыжова, — рыкнул наш руководитель и ехидно добавил, — а потом удивляемся, отчего нам публика не хлопает! И хватит рыдать, Рыжова, давай всё заново!

Не знаю, довёл бы Люсю Гудков до нервного срыва или нет, но тут к нам в клуб, где мы репетировали, заглянула Анна.

— Добрый день,

товарищи! — улыбнулась она и её ясные глаза, казалось, осветили весь клуб и всех нас, — репетируете, я смотрю? Трудитесь?

— Да, репетируем, — усмехнулся Гудков и непроизвольно расправил плечи, — а вы хотите на репетицию посмотреть, Анна?

— Нет, я на секундочку, зашла предупредить, — чуть смутилась женщина, — сегодня у нас тяжелая работа, будем допоздна, поэтому давайте представление перенесём, может, на завтра?

— Так они это на завтра репетируют. А у нас сегодня лекция, — моментально влез Зубатов, который буквально поедал Анну восторженным взглядом. — Так что приходите, когда сможете, хоть и ночью. Лекцию читаю я. Подожду вас, сколько надо, хоть до утра.

— Но…

— Тема очень важная и актуальная, — не допускающим возражения тоном произнёс Зубатов, — я буду вас ждать, Анна. Хочу узнать ваше мнение…

Анна вздохнула, но спорить больше не стала, поняла, что бесполезно.

— А сразу после лекции, я приглашаю вас к нам, в школу. — Горячо заговорил Зубатов, — У меня там есть коллекция старинных дагерротипов о сибирских шаманах и воскрешении мёртвых африканскими колдунами. Я вам покажу, и вы сразу убедитесь, как они одурачивают народ…

— Простите, товарищ Зубатов, но я не смогу. Извините, а сейчас я должна оставить вас. Спешу, — покачала головой Анна и торопливо выскочила из клуба, оставив Зубатова скрежетать зубами. Особенно под явно злорадными взглядами остальных агитбригадовцев и разъярённого — Клары.

В общем, Зубатов надулся и до конца дня молчал, выполняя только те реплики, что предусматривались на репетиции по тексту.

Вечером на лекцию Анна не пришла.

Зубатов рвал и метал. Гришка потом рассказывал, что он в гневе даже разбил горшок, в котором Анна нам мёд приносила к чаю. Но я сам этого не видел — продолжал безрезультатно обходить село в поисках странного бабомужика.

На следующий день у нас вечером состоялось новое представление — сатирическая «Агит-газета». На мой взгляд — полная скучнейшая фигня, переполненная минимумом сатиры, зато максимумом пафоса. Но агитбригадовцам нравилось. Это нынче было очень модно.

Не удивительно, что коммунарки её тоже не восприняли.

Анна на агит-газету опять не пришла.

Зубатов аж почернел весь и осунулся. Никогда бы не подумал, что он такой мнительный. Глядя на него, Клара тоже ходила, как в воду опущенная.

А утром, после неудавшейся агит-газеты приехали мужики из Дерюжек. Коммунарки по такому

случаю даже не работу не пошли. Нет, те, что работали на коровниках и других стратегических объектах, те пошли. А вот остальные — остались встречать артельщиков.

Приезжих накормили. Столы поставили прямо в клубе. Коммунарки подготовились хорошо. Напекли пирогов, настряпали всякого вкусного. Нас тоже позвали то ли на поздний завтрак, то ли на ранний обед.

Мы пришли.

Пятеро заросших бородатых мужиков в застиранных рубахах тоскливо хлебали невероятно вкусные наваристые щи, ароматизируя клубное пространство застаревшим перегаром. От всех них вертикально вверх исходили зеленоватые призрачные нити. Рядом крутились несколько коммунарок постарше, то подкладывая хлеба, то принимая тарелки.

Гудков всем предложил вечером посмотреть нашу постановку «Кулацкие брюки и райские муки». Мужики ещё больше скисли, а один, который оказался рядом со мной, тихо и печально спросил:

— Слышь паря, у тя выпить есть?

— Нету, — покачал головой я, и мужик моментально потерял ко мне интерес.

Я же сидел, ел вкуснейшие щи, не замечая вкуса, и размышлял, как обойти всех их и кольнуть шилом так, чтобы они и не заметили?

— Моня, — тихо прошипел я, — можешь, отвести всем глаза?

Моня материализовался передо мной и сконфуженно вздохнул:

— Их слишком много. Не смогу.

— И что мне теперь делать? — одними губами прошептал я. Но мои переживания были зряшными — за чавканьем, прихлюпыванием и разговорами мой шепот всё равно никому не было слышно.

— Их надо напоить, — предложил Моня. — У них сразу бдительность и воля ослабнут и тогда я смогу.

— Как? — покачал головой я, и женщина-коммунарка, приняв мой жест на свой счет, сразу подложила мне ещё кусок хлеба.

— Енох говорил, что видел самогон в одной хате, — вспомнил Моня и радостно оклабился.

— Да, видел! — Енох появился тоже, раздуваясь от гордости.

— Они же не пьют! — удивился я.

— Так им для разведения красок. Они холсты красят, — пояснил Енох.

— Пошли! — я решительно отложил ложку и с сожалением взглянул на недоеденную тарелку со щами.

— Да ты доедай! — возмутился Енох, — и так похудел как. А хозяйка сейчас дома. Но уйдёт скоро доить корову на пастбище и тогда пойдём.

Не буду описывать, как я выкрал эту бутыль. Это была литровая бутыль с мутным вонючим самогоном, заткнутая кукурузным початком. И когда перед премьерой постановки я зашел в дом, где коммунарки разместили мужиков, и предложил им выпить по маленькой, за знакомство — я стал им лучшим другом и практически родным братом.

— Наливай! — строго велел старший из них и добавил, — меня Лукой зовут.

— Чарка только одна, — извиняющимся голосом сообщил я и налил первую стопку до самого верха.