Агитбригада
Шрифт:
Что же, еще одна зарубка на память — выведать его историю. Сдается мне там много всего интересного должно быть.
Я опять растянул плащ, приблизил к окну и посмотрел на пятна на свету — нет, скрыть никак не получится, застирать — тем более. Клара обязательно заметит. Мало того, что мне попадёт за порчу реквизита, так ещё и сопоставить пятна извести на плаще и известковые надписи на заборах в селе ей будет не сложно.
И вот что делать?
Что делать, что делать?! Я покамест зашвырнул плащ под полати, потом что-нибудь придумаю.
— Брось плащ вон туда, —
— Ой, Клара, ты меня извини, я, кажется, вчера его в сельсовете оставил, — показательно «покаялся» я. — Давай, я сейчас сбегаю принесу?
Я знал, что Клара — это не Зубатов, и просто так гонять туда-сюда не будет.
— Вот недотёпа! Растеряха! — со вздохом оторвалась от романа Клара, — ты бы ещё голову там забыл!
— Понимаешь, я же был не в себе после того случая с Анфисой, — тихо сказал я. — Первый раз вижу, чтобы человека до самоубийства довели. Я эту ночь почти не спал из-за этого.
Глаза Клары наполнились тревогой, и она моментально переключилась с плаща на более волнующую тему:
— Да, ты молодец, что спас её, Геночка! Чёрт! Когда уже все проснуться?! Нужно же бежать её выручать, а то там в селе чёрте-что сейчас творится!
Клара ещё долго ворчала и беспокоилась, а я был доволен, что она переключилась. Проблема с плащом отодвинулась ненадолго.
Солнце заняло своё положенное место в зените, хотя светило уже холодно и лениво, когда к нам во двор пожаловала бабка Фрося. Была она сердита и изрядно взъерошена, но боевой пыл не растеряла. С нею была группа поддержки — ещё три очевидно крайне заинтересованные бабки разной степени изношенности. Они во двор войти постеснялись, остались на улице, где принялись активно лузгать семечки и обсуждать последние новости. Я подослал Еноха подслушать, а сам старался поменьше отсвечивать, чтобы не припрягли к какой-нибудь работе. Уж очень мне хотелось пойти тоже со всеми к Сомовым и посмотреть на нечистую силу, с которой якшается этот Лазарь (после того, как я увидел Еноха и начал общаться с ним, в существовании нечистой силы я даже не сомневался).
Агитбригадовцы уже давно проснулись, собрались, но сегодня не репетировали, так точили лясы и сплетничали. Гудков сразу позвал к себе Зубатова, Караулова и Нюру Рыжову и они там совещались уже добрых полчаса (это по ощущениям, часов у Генки не было, приходилось уповать на свой биологический хронометр. Кстати, надо будет этим вопросом заняться в ближайшей перспективе).
— Что там в селе творится? — первая не выдержала Люся и задала этот вопрос бабке Фросе, открыв Ниагарский водопад информации и эмоций.
— Да какая-то гадость, понимаешь ли, ночью понадписывала непотребства у всех на заборе! — возмутилась бабка Фрося и аж руками всплеснула от избытка чувств.
— А не нашли кто это? — спросил Жоржик.
— Да как же его найдешь?! — горячо запричитала бабка Фрося, — оно, гадина такая, ведро из-под вапна мне под окно забросило. Теперь Матрёниха и Ксенька Рябая на меня думают! Уже всем наговорили! А я невиноватая, как боженька
Она долго возмущалась, подозревала и обличала недалёких, но коварных и злокозненных Матрёниху и Ксеньку, и вконец так задолбала всех, что народ торопливо рассосался. Одна лишь Люся не успела сбежать и теперь вынуждена была стоять и слушать этот бабский трёп.
Наконец, из дома вышли Гудков и остальные. Люся с облегчением вздохнула.
— Ну что, бабушка! — весело сказал Гудков, — идём к этим вашим ретроградам? Будем искоренять мракобесие!
— Идём, сыночка, как есть идём, — залебезила вредная бабка.
— Тогда сделаем так, — обернулся Гудков к нам, — девушки пусть повяжут красные платки, парни надевают красные повязки на рукава. Виктор, ты понесешь флаг.
— Хорошо, — деловито кивнул Зубатов, — но, может, еще пару транспарантов взять?
— Да нет, давайте не будем превращать культпросветное мероприятие в цирк, — покачал головой Гудков.
— Но постом под транспарантами можно будет прочитать небольшую лекцию о шантажных практиках духовенства, — не согласился Зубатов, — у меня как раз тезисно набросано о подделке чуда святого Януария. И есть сатирические стихи с разоблачением Страшного суда.
Бабка Фрося испуганно икнула и торопливо перекрестилась.
— А давай, — усмехнулся Гудков, глядя на реакцию старухи, — возьмите один-два транспоранта, парни понесут.
Жоржик и Клава пошли к фургону с реквизитом, за ними заторопился Зубатов со своими советами.
— Так, дальше… — Гудков обвёл глазами оставшихся агитбригадовцев, — Капустин, ты останешься тут, если пойдёт дождь, перетащишь декорации под навес.А то краска потечёт.
Меня такая перспектива не устраивала совершенно, уж очень охота была посмотреть призраков.
— Но Макар, — сказал я, — я же должен увидеть, как вы искореняете мракобесие! Мы в нашей школе тоже хотим потом бригаду безбожников сделать. Ребята попросили меня посмотреть, чтобы потом сделать также.
— Опыт перенимать будешь? — одобрительно кивнул Гудков, — ладно, убедил, перетащите с Жоржиком тогда прямо сейчас всё под навес и можешь идти с нами. Только не мешайся под ногами.
— Есть! — салютнул я, так как делали воспитанники в школе имени 5-го декабря.
Мы вышли в село торжественной делегаций, как на параде. Впереди широко шагали Гудков с Зубатовым, под развевающимся красным стягом, который доводил до истерики всех местных собак. За ними семенила бабка Фрося.
В следующей шеренге шли Жоржик, Гришка, Зёзик и я. Мы попарно несли два транспаранта.
На одном было написано:
Борьба против религии — борьба за социализм!
А на втором, кратко и лаконично:
Религия — яд!
Замыкали шествие Нюра, Люся и Клара в красных косынках. За ними, тяжело переваливаясь, словно утки, семенили три бабки из группы поддержки.
Настроение у всех было боевое, решительное и приподнятое.