Агнцы Божьи
Шрифт:
– Услугу? Какую услугу? – насторожился Лопырёв. – Что ты имеешь в виду, кормчий?
– Пусть он арестует попика одного и в острог его усадит, – улыбнулся возникшей в голове затее Андрон. – Двести пятьдесят тысяч за арест его даю и за то, если он продержит его там полгода. Ну как, устраивает тебя моё предложение?
Лопырёв резко дёрнулся, нервно глотнул, облизал пересохшие губы, и…
– Миллион, – сказал он. – Вот моё условие.
– Нет, так не пойдёт, – помотал головой Андрон. – За те деньги, которые я тебе предложил, самарские
Лопырёв думал несколько минут, видимо, тщательно раскладывая в уме все «за» и «против». Наконец, придя к какому-то решению, он поскрёб подбородок и изрёк:
– Хорошо, я передам сыну твоё предложение.
– С ответом не медли, – вздохнул Андрон. – Я ведь могу и передумать, если в голову взбредёт иное, менее затратное для меня, решение.
После завтрака купец Горынин уехал в мастерские. Василиса Павловна, усевшись за стол, стала разбирать свои драгоценности.
Куёлда вынимала их из большой красивой шкатулки и раскладывала перед собой на столе. Сначала она разложила в ряд массивные золотые браслеты, затем в другой ряд ожерелья, а уж потом кольца, брошки, серьги и прочие изделия из драгоценных камней и металлов.
Полным восхищения взглядом купчиха некоторое время любовалась своими сокровищами, водя по ним пальцами, затем всё сгребла в одну кучу и стала складывать отдельно украшения из бриллиантов и драгоценных камней, выкладывая из них какие-то замысловатые узоры.
Около часа Куёлда была поглощена своим занятием, а потом она громким окриком подозвала Евдокию.
Не медля ни минуты, та поспешила на зов барыни и, переступив порог, остановилась. При виде кучи драгоценностей, возвышавшейся перед купчихой, лицо у неё вытянулось, а глаза округлились.
– Подойди, – распорядилась Василиса Павловна, не отрывая глаз от брошки с крупными бриллиантами.
Евдокия мелкими шажками приблизилась к столу, и… Её глаза загорелись от восхищения.
Куёлда вдруг резко повернулась вполоборота и, глядя на неё в упор, неожиданно спросила:
– Почему ты ушла от христоверов, скажи мне? Чем тебе божьи люди не угодили?
Евдокия вся съёжилась от вопроса купчихи. Ей стало не по себе.
– Да я… – выдохнула она, но тут же осеклась, покраснела, замкнулась и опустила голову.
– Ну? Чего окрасилась? – ухмыльнулась Куёлда. – Думаешь, осуждать тебя за то буду? Ничего подобного, просто интерес житейский заедает.
– Веру утеряла я в то, что старец проповедовал, – прошептала Евдокия. – А вера в истинного Бога, напротив, возродилась во мне. Тогда я решила только в православии жить и в храм Божий ходить на службу.
– Да-а-а, от меня в храм не сходишь, дел невпроворот, – вздохнула сочувственно купчиха. – Ну, ничего, потерпи маленько, сейчас я кухарку на работу подберу, и обязанности твои поубавятся значительно.
– О-о-ох, спасибочки, Василиса Павловна! – воскликнула обрадованно
– Тпру-у-у, обожди радоваться, – оборвала её купчиха. – С приходом кухарки работа твоя наполовину облегчится, но и… – Она язвительно улыбнулась. – Но и жалованье твоё ополовинится. Сейчас я плачу тебе пятьдесят рублей, а придёт кухарка – по двадцать пять обе получать будете.
Евдокия приуныла.
– Что, не понравилось? – заметив перемену на лице горничной, улыбнулась Куёлда. – Что ж, я могу взять кухарку и оставить твоё жалованье прежним. Но за это ты будешь иногда сопровождать меня в Зубчаниновку на радения к христоверам.
Услышав такое предложение, Евдокия едва не лишилась дара речи. За время работы у купчихи она успела хорошо узнать взбалмошный характер Василисы Павловны, её тягу к приключениям и нездоровый интерес ко всему необычному. И увлечение радениями у хлыстов было одним из них.
– Но-о-о я не могу возвратиться на корабль, – пролепетала она чуть слышно. – Это… Это свыше моих сил.
– Вот он ответ на мой вопрос! – хохотнула купчиха. – Значит, ты не по-доброму от них ушла. Но ничего, я не дам тебя в обиду, ты со мной приедешь, со мной и уедешь. А за мной будешь чувствовать себя, как за каменной стеной.
– Но-о-о… для чего мне туда ездить? – чувствуя, как сжимается внутри сердце, прошептала Евдокия. – Я теперь чужая там.
– Все мы где-то свои, а где-то чужие, – снова хохотнула Василиса Павловна, сгребая со стола драгоценности и складывая их в шкатулку. – Мне очень нравится, как ты поёшь псалмы христоверов, и я хочу, чтобы ты пела там, в синодской горнице, в белом одеянии во время радений. В свальном грехе можешь не участвовать, дело твоё, дозволяю.
– Но я… – снова предприняла попытку отказаться Евдокия, но купчиха была неумолима.
– Я сказала пойдёшь, значит, пойдёшь, – сказала, как отрезала, Куёлда. – Завтра едем, так и знай. Утром получишь пятьдесят рублей, своё жалованье, и так будет всегда, пока я благоволю к тебе. А ты мотай это на ус, Евдоха, и пользуйся моей добротой!
Глава 11
Утром Иван Ильич Сафронов привёз жену в больницу.
– Ну что, решились? – приветливо улыбнулся доктор, заводя их в свой кабинет. – А я вас ещё вчера ждал. К вечеру, грешным делом, подумал, что вы уже не приедете.
– А мы вот приехали, – вздохнул Иван Ильич. – А вчерашний день потратили на уговоры Марины Карповны.
Доктор посмотрел на сидевшую с понурым видом супругу Сафронова.
– Эй-эй, выше ваш прелестный носик, Марина Карповна! – воскликнул он. – Вас супруг не хоронить, а лечить ко мне привёз.
Распорядившись приготовить палату для осмотра и госпитализации больной, доктор внимательно посмотрел на неё.
Марина Карповна сидела на кушетке, прислонившись спиной к стене. Глаза её были закрыты, в лице ни кровинки. В душе Олега Карловича шевельнулось чувство жалости к ней.