Агнец в львиной шкуре
Шрифт:
— Всё это печально, вэйкурэн, но ты хочешь от меня невозможного! — снова покачал головой староста. — Как я могу помочь твоей беде, навлекая ещё большие бедствия на своих односельчан? Разве ты не знаешь, что все дороги вокруг нас находятся во власти безжалостных хагетама? Кто из нас отважится помогать тебе, рискуя собственной жизнью?
Он развёл руками и обвёл взглядом присутствующих людей. Те одобрительно закивали головами.
— Я знаю это, но я думал, что…
— Нет, нет! — перебил меня Цао-гун, решительно поднимая руку. — Разговаривать об этом бесполезно! Спроси у любого в посёлке, будут ли они рисковать ради тебя? У всех есть жёны, дети. Мы
— Значит, вы не поможете мне?
Я в последний раз взглянул ему в глаза. Они сделались непроницаемыми.
— Нет.
Цао-гун перевёл взгляд на своих гостей, всем видом давая понять, что разговор на этом окончен. Охваченный ещё большим отчаянием и печалью, я развернулся и заковылял обратно к дому Лю Иня. Рыбак догнал меня на середине площади. Он тяжело дышал и стыдливо опускал глаза.
— Не обижайся на него, Камал, — промолвил он. — Цао-гун сказал правду.
— Неужели нет какой-нибудь лесной или горной тропы, по которой можно безопасно добраться до города? — в сердцах воскликнул я.
Лю Инь ничего не ответил, лишь беспомощно развёл руками.
Глава восьмая Тропой мотылька
Дни потекли неспешной чередой — один походил на другой. Я метался в отчаянном бессилии, кляня себя за излишнюю самонадеянность. Засыпая с тревогой за Юли, я просыпался с мыслями о ней. Возбуждённое воображение рисовало самые мрачные картины, которые повергали меня в ещё большее уныние.
А вокруг меня проходила жизнь рыбацкого посёлка — размеренная, неторопливая, наполненная повседневными заботами, печалями и бесхитростными радостями. Время шло, и, присматриваясь к этой жизни, я стал замечать в её вынужденной архаике, казавшейся совсем неуместной среди современных достижений науки и полётов к звёздам, отдельные, выхваченные моим взглядом, яркие штрихи. Они вспыхивали в серой повседневности, наполненной усилиями борьбы за выживание, ослепительными искрами, заставляя меня взглянуть на этот мир, на этих людей совершенно по-иному.
Вот стоят у храма молодые женщины, принесшие цветочные воздаяния богам, и весёлая беседа, завязавшаяся между ними, заставляет светиться добрыми живыми эмоциями их загорелые лица. Тёмные глаза их поблёскивают лукавым огнём, скрывающим заветные мечты и неизбывные надежды. И я, вдруг, вижу как, на самом деле, эти женщины прекрасны — каждая по-особенному, по-своему, и нет среди них ни одной похожей, хотя раньше я даже не различал их лиц!
Вот одна из них будничным жестом поправляет волосы, и браслеты на её тонкой загорелой руке вспыхивают на солнце поддельным золотом, скатываясь к локтю, на миг, превращая простую селянку в чарующую богиню. Вот её подруга привычно поправляет низко сидящую на бёдрах юбку, и это незатейливое движение исполнено такой артистичной лёгкости и эротичной грации, что я начинаю сожалеть о том, что не способен выразить всё это в красках или в камне!
А вот суровые на вид рыбаки, кропотливо и усердно конопатящие свои утлые судёнышки на берегу океана, или же забрасывающие свои сети в воду, качаясь на волнах — сколько в них самозабвенной радости труда и вдохновенной увлечённости своим делом! И их лица… Они так похожи на лица землян: вдумчивые, умные, открытые, несмотря на всю кажущуюся неказистость черт!
Даже юный Джиро немало удивил меня. Вооружившись отцовским рыбацким ножом, этот мальчик самозабвенно вырезал из обычных деревяшек портреты своих друзей и односельчан. Эти поделки заботливо
Сначала он отказывался, смущаясь моего присутствия, но потом не удержался и показал мне всю свою небольшую коллекцию, среди которой меня больше всего поразил вырезанный Джиро портрет сестры. Он сделал его из куска красноватой древесины, и миниатюрная головка Аюми выглядела совсем, как живая.
Оказалось, что за хрупким тельцем и изуродованной головой этого мальчика скрыт настоящий талант — дарование, наделённое тонким художественным вкусом, недюжинным мастерством резчика и отличной зрительной памятью!
Я не мог сдержать своего удивления и восхищения перед ним. В ответ Джиро скромно протянул мне свою поделку:
— Возьми! Она понравилась тебе больше остальных.
Мальчик смущённо улыбнулся.
— Нет, нет, что ты! — поспешно остановил я его руку. — Оставь её у себя!.. А ты показывал это своей сестре?
Джиро отрицательно покачал головой.
— Нет.
— Почему? — ещё больше удивился я.
— Ей не понравится, — коротко сказал Джиро.
— Что ты! Как такое может не понравиться? — горячо воскликнул я. Предложил: — Хочешь, я поговорю с ней, и ты подаришь ей это сам?
Немного подумав, Джиро согласно закивал головой. Я обернулся, выискивая взглядом Аюми, которая возилась в огороде около дома. Громко позвал её:
— Аюми!
На мой оклик девушка быстро подняла голову и откинула назад чёрные косы. Я жестом попросил её подойти к нам. Она неохотно оставила свою работу и поспешно приблизилась, отирая тыльной стороной запястья капли пота со лба.
— Смотри, что твой брат сделал для тебя!
Я протянул ей деревянную камею. Изумлённая Аюми осторожно взяла в руки свой портрет, и я увидел, как на лице у девушки отразился калейдоскоп эмоций, а на глазах у неё навернулись слёзы. Аюми заботливо спрятала камею в карман своей юбки и привлекла к себе Джиро, крепко обнимая и гладя мальчика по волосам. Тот обхватил её бёдра своими ручонками, и на какое-то время оба безмолвно замерли так.
Не желая им мешать, я вернулся в дом.
Мои раны постепенно заживали, кости срослись, и чтобы хоть как-то отблагодарить Лю Иня и Аюми за их гостеприимство и помочь им добывать себе пропитание, я вызвался ходить с рыбаками в море. Отказывать мне Лю Инь не стал, прекрасно понимая, что лишние руки ему не помешают, хоть эти руки и не были такими же умелыми и ловкими, как у него.
Мы садились в лодку моего гостеприимного хозяина после полудня, уплывали подальше в океан и рыбачили обычно до самой темноты, когда стаи рыб поднимались к поверхности остывшей воды, и сети обычно приходили полными.
Часто Лю Инь брал с собой и Джиро, поручая ему сидеть на берегу и поддерживать огонь, на свет которого возвращалась наша лодка. Вот и в этот раз Джиро ожидал нас около потрескивающего костра, перебирая толстой палкой раскалённые угли и выпуская в небо снопы красных искр.
Тёмная громада океана лениво ударялась о песчаный берег, тая где-то в темноте за нашими спинами, где россыпи звёзд поднимались вверх, укрывая нас безграничным искрящимся пологом.
Мы с Лю Инем вытащили тяжёлую лодку на берег, забрали из неё вёсла и сети, и расселись вокруг огня, глядя на звёзды и слушая плеск волн, доносившийся из темноты за границей освещённого костром круга. Джиро уселся в ногах у своего отца и попросил: