Агония белой эмиграции

Шкаренков Леонид Константинович

Не менее напряженно развивалась операция «Трест». А. А. Якушев, как представитель «Треста», встречался в Берлине с заправилами Высшего монархического совета, установил контакты с руководителями РОВС. Состоялась важная встреча с генералом Е. К. Климовичем — бывшим директором департамента полиции, выполнявшим у Врангеля функции начальника разведки. При этом присутствовали В. В. Шульгин и бывший сенатор Н. Н. Чебышев — человек, очень близкий к Врангелю. А. А. Якушев вел свою роль прекрасно. «На диване сидел приличный господин, лет так под пятьдесят, — вспоминал потом об этой встрече Чебышев. — Держался спокойно, говорил без всяких жестикуляций… ни тихо, ни громко, гладко, самоуверенно, немного свысока» ¹⁷ .

Это была тонкая игра, и, чтобы вести ее, нужно было обладать железной выдержкой, незаурядной

эрудицией, находчивостью и полемическим даром. Генерал Климович вынес благоприятное впечатление от свидания с Федоровым (Якушевым). А дальше действие переносится в Париж, где представителю /128/ «Треста» удается завязать отношения с Врангелем и великим князем Николаем Николаевичем. Вообще события этой эпопеи развертывались в разных городах: Москве и Ленинграде, Варшаве и Ревеле, Гельсингфорсе и Париже. В течение нескольких лет деятельность «Треста» создавала у главарей контрреволюции за рубежом впечатление реальной силы организации, позволила предотвратить многие террористические акты, которые готовились в это время. «В Федорова уперлась вся разведка Кутепова» ¹⁸ , — признавался Врангель после того, как операция «Трест» уже закончилась.

В результате действий «Трестам усилилась и внутренняя борьба в зарубежном лагере контрреволюции, в частности соперничество между Врангелем и Кутеповым. В орбиту «Треста» попадали все новые действующие лица: руководители Торгпрома, в том числе А. И. Гучков, идеологи евразийства, бывший премьер-министр В. Н. Коковцов. В рамках этой операции была осуществлена и поимка известного английского разведчика Сиднея Рейли.

Объявленный Революционным трибуналом врагом народа и в 1918 г. приговоренный (заочно) к расстрелу, Рейли не прекращал выступать организатором контрреволюционных заговоров, актов террора и диверсий, направленных против молодой Советской республики. Известно, что судьба свела его с Б. Савинковым, они были друзьями и Рейли даже принимал участие в налетах савинковских банд на советскую территорию. Сидней Рейли считался знатоком России и одним из лучших агентов «Интеллидженс сервис». В свободное время он вел в Лондоне светский образ жизни и пользовался репутацией человека, живущего на проценты с капитала.

Всякий раз, когда нужно было выполнить особенно трудное и грязное поручение, Рейли исчезал. О нем писали, что он почти не скрывал своей затаенной мечты быть спасителем мира от большевиков, прослыть Наполеоном XX века. Опытный разведчик, получив от Кутепова необходимые подтверждения, поверил в «Трест», в возможность контрреволюционного переворота и направился через Финляндию в Россию. В нашей печати рассказывалось о том, как начальник погранзаставы Тойво Вяхя, игравший роль сочувствующего «Тресту», встретил Рейли на границе. Потом, соблюдая необходимую осторожность, они ехали на двуколке, меся жидкую грязь, до станции Парголово, а оттуда на поезде в сопровождении Якушева Рейли направился в Ленинград. Это было 25 сентября 1925 г.

После дня, проведенного в Ленинграде, выехали в Москву. Воскресный день 27 сентября Рейли провел вместе с «руководителями» «Треста» на даче в Малаховке. Вели оживленную беседу, и Рейли давал советы, как достать денег на контрреволюционную работу, называл два возможных источника: нелегальную отправку за границу музейных ценностей и сотрудничество с английской разведкой. Сразу после беседы Рейли был /129/ арестован и доставлен в ОГПУ, где дал показания. Приговор Революционного трибунала был приведен в исполнение 5 ноября 1925 г.

Вскоре под наблюдением «Треста» была проведена еще одна акция, наделавшая в свое время много шуму. В конце 1925 — начале 1926 г. в Советской России побывал В. В. Шульгин. Им двигало прежде всего желание узнать о судьбе своего сына, который провал в годы гражданской войны. Но в то же время сам факт, что такой человек, как Шульгин, выдающийся деятель «белого движения», совершил безнаказанно рискованное путешествие, создавал впечатление большой силы «Треста», который обеспечил это предприятие. По возвращении Шульгин написал книгу «Три столицы», изданную в Берлине. В ней он рассказал о своем посещении Киева, Москвы и Ленинграда. Книга Шульгина откровенно, без всяких прикрас и вуалей, обнажает настроения, чувства, классовую позицию ее автора — непримиримого в то время врага Советской власти. И вместе с тем действительность оказалась сильнее многих его предубеждений. Он ожидал увидеть вымирающий русский народ, а увидел «несомненное его воскресение». Шульгин стал ощущать, что он входит в повседневную жизнь, интересуется ее деталями, сживается с нею. Прочитав в «Красной газете» статью по техническому вопросу, Шульгин вдруг взялся за перо

и дополнил высказанные в ней мысли своими соображениями, а потом отослал заметку для напечатания в ту же газету, только подписал ее вымышленным именем и старательно изменил почерк. Шульгин заметил, что, оказавшись в России, быстро теряешь «отвращение к тамошней жизни, которое так характерно для эмигрантской психологии». В России ощущаешь, рассуждал он, что можно и при Советах работать над какими-нибудь изобретениями или научным трудом и «радоваться всяческим достижениям» ¹⁹ .

Стремясь спасти свой «престиж» после многих провалов, зарубежная контрреволюция предпринимает в 1927 г. попытки организации ряда террористических актов. Эти выступления проходили на общем фоне обострения международной обстановки, усиления антисоветской кампании, которую в то время разжигали и направляли британские империалисты. 23 февраля 1927 г. английское консервативное правительство выступило с нотой, в которой выдвигались необоснованные обвинения в адрес Советского Союза.

12 мая в Лондоне был произведен налет на помещения советского торгпредства и англо-русского кооперативного общества для ведения торговых операций между СССР и Англией («Аркос»). Налетчики обыскали все столы и шкафы, взломали сейфы. А незадолго до этого, в апреле, банды Чжан Цзолина в Пекине устроили инспирированный Англией налет на советское полпредство. Следующим шагом в нагнетании антисоветской истерии был разрыв 27 мая 1927 г. английским кабинетом /130/ министров торговых и дипломатических отношений с СССР. Эта акция была объявлением нового «крестового похода» против страны социализма, сигналом в тех сложных условиях для форсированной подготовки войны.

Выступая с интервью, опубликованным «Правдой» 26 мая 1927 г. в связи с действиями английского консервативного правительства Болдуина, заместитель народного комиссара по иностранным делам М. М. Литвинов напомнил, что оно пришло к власти, использовав во время избирательной кампании подложный антисоветский документ — так называемое «письмо Зиновьева». За все время своего существования это правительство не прекращало антисоветских интриг, имевших целью изолировать Советский Союз, ослабить его, чтобы с большим успехом его уничтожить. Действуя открыто против СССР, английское правительство надеялось, что это будет примером для антисоветских выступлений в других капиталистических странах.

Такой ход событий явно устраивал авантюристические элементы белой эмиграции. «За последнее время международная обстановка решительно изменилась в нашу пользу» — этими словами А. И. Гучков начинал свое строго доверительное письмо П. Б. Струве. Для некоторых стран, рассуждал Гучков, борьба с большевизмом стала вопросом национальным: «Для Англии, например, вопрос крушения Советской власти, и притом в ближайшие годы… стал вопросом жизни и смерти». Он писал о создании «новых русских активных групп», о разработке «новых русских активных планов» применительно к новой обстановке, складывающейся в Европе вокруг «русского вопроса». Гучков надеялся, что все это встретит обновленный интерес и среди правительств, и среди политических партий, и среди иных групп. Как будто, утверждает он, и в Европе сейчас просыпается «активизм» по отношению к Советской власти. Но обстановка такова, что, но мнению Гучкова, «старые пути» — создание своих либо «белых» русских фронтов — этому «активизму» заказаны, и «без нас» (т. е. без зарубежной русской контрреволюции) он не обойдется. «Как видите, — уверял Гучков Струве, — задача, которая предстоит нашей группе, ясна, и, как видите, она не безнадежна» Гучков советовался со Струве и по сугубо практическому вопросу — как «конструировать» террористическую группу. Он напоминал», что Струве назвал одно-два имени, два-три имени назвал Гучков. В заключение Гучков сообщал, что получил письмо от Врангеля, который, отправился на Балканы в объезд частей своей армии и к 1 июня (1927 г.) предполагает быть в Париже. «Очень хотелось бы к этому времени продвинуть наше дело настолько чтобы и его приобщить к нему» ²⁰ .

Примечательно в этом отношении также заявление, сделанное через год Н. А. Цуриковым — одним из пропагандистов белого террора. Он писал 26 мая 1928 г. в одной эмигрантской газете, что летом 1927 г. противобольшевистский лагерь приступил /131/ к активной террористической борьбе внутри России. И действительно, в ночь со 2 на 3 июня (всего через несколько дней после разрыва Англией дипломатических отношений с СССР) имела место попытка осуществить крупную диверсию в Москве ²¹ .