Агония и смерть Адольфа Гитлера
Шрифт:
28 апреля по убежищу разнеслась сенсационная новость, которая взволновала его обитателей больше, чем артиллерийский обстрел: Адольф Гитлер и Ева Браун женятся.
О своем намерении Гитлер сообщил официально, в форме самого необычайного брачного объявления из всех когда-либо существовавших: он сообщил об этом в своем завещании, которое он продиктовал госпоже Юнге и которое кончалось распоряжением о виде погребения: «Я и моя жена избираем смерть, чтобы избежать позора поражения и капитуляции. Мы желаем, чтобы трупы наши были тотчас же сожжены».
Затем он продиктовал свое политическое
В промежутке времени, прошедшем между диктовкой первого и второго завещаний, Гитлер обвенчался с Евой Браун. Я спрашивал Герду Кристиан, вторую секретаршу, принимавшую участие в свадебной церемонии, поздравила ли она новобрачного. «Нет, — ответила она. — Я не сказала ничего, потому что на деле день свадьбы был днем его смерти. Я не могла сказать ему: «От всей души желаю вам всего наилучшего», так как я знала, что произойдет. Это действительно была свадьба мертвецов».
И все же... было подано шампанское, а с шампанским пришло оживление. Было оно невеселым, но тем не менее к грохоту артиллерии и взрывам снарядов время от времени присоединялся слабый смех.
29 апреля в 2.30 утра перед столовой, как для торжественной цели, собралось человек 20 — 25: лакеи, повара и канцеляристы, обслуживавшие Гитлера и его приближенных в эти последние дни. Эрвин Якубек, который в течение многих лет обслуживал Гитлера в его личном поезде и последовал за ним в бомбоубежище, говорил мне, что Гитлер шел медленными, нетвердыми шагами. Тихим, неуверенным голосом он сказал, к ужасу присутствовавших, что решил покончить с жизнью и хочет проститься с ними. Он благодарит их за службу. У него тряслись голова и руки, и весь он согнулся как 80-летний старик. Он с трудом переходил от одного к другому и подавал каждому на прощание свою безжизненную руку.
После этой церемонии Гитлер подписал оба своих завещания и удалился вместе с женой.
В новом правительстве адмирал Дениц должен был стать президентом, а Геббельс — имперским канцлером. Когда Нюрнбергский суд внес приговор по своему первому процессу, я спросил Деница, почему он, военный, оказался замешанным в политике. Он заявил мне, что он не политик, и так как в это время находился в Плана, то и понятия не имел, что он назначен главой государства.
29 апреля положение в убежище стало критическим. Русские снайперы стреляли по имперской канцелярии с противоположной стороны улицы, с крыши отеля «Кай-зергоф» и министерства пропаганды.
Трое «суровых мужей» — Кребс, Бургдорф и Борман — пытались заглушить отчаяние вином. Двум первым не надо было больше разрабатывать военные планы, а у Бормана — тирана партии не было больше партии, чтобы ее тиранить.
Напившись до потери сознания, они лежали в приемной, и никто не сказал им ни слова в осуждение. Сам Гитлер шагал через ноги спящих со всей осторожностью, чтобы не разбудить их. Верхний слой бетона убежища был пробит в нескольких местах, но шум от обваливавшихся обломков не мешал им.
Делать было нечего сообщения больше не поступали ниоткуда, Гитлеру уже не надо было принимать
Он все время говорил о смерти. Госпожа Юнге сказала ему, что, по ее мнению, вожди должны умирать в бою вместе со своими войсками, но он ответил, что риск слишком велик: его могут ранить и захватить в плен, а потом отдать на позор и унижения. Он твердил, что против его самоубийства возражать нельзя, ибо «других возможностей не осталось».
Вдруг все заметили, что запахло табачным дымом. В течение 12 лет никто не осмеливался закурить в присутствии Гитлера папиросу, сигару или трубку, а теперь это сходит безнаказанно. Даже Ева Браун, не курившая раньше, затягивается папироской, и фюрер не возражает против этого. Фюрера уже никто не боится.
Пришел Артур Аксман и пробыл у него около часу, но они говорили не о военных делах. Гитлер уже не думает о солдатах, проходящих мимо церемониальным маршем. Он чувствует себя покинутым. Те, кому он больше всего верил, оставили его: Фегелейн, Геринг, Гиммлер, Шпеер.
«Он совершенно отчетливо понимал, что наступила всеобщая катастрофа, — сказал мне Аксман. — Одно было несомненно: Гитлер знал, что для него настало время уйти из жизни».
В тот же вечер фон Лоринхофен и Больдт ушли из убежища будто бы для присоединения к армии Венка. На деле же они хотели уйти от гнетущей атмосферы и неизбежного разрушения убежища.
ПОСЛЕДНИЙ ЧАС ПРОБИЛ
30 апреля 1945 года Гитлер в последний раз сел за стол вместе со своей женой, секретаршами и поварихой вегетарианской кухни фрейлейн Манциали. Мысли всех были заняты невидимым гостем, присутствовавшим за столом; разговор не клеился.
Около 3 часов пополудни Гитлер появляется в приемной под руку со своей женой. Бледность ее лица еще больше подчеркивается черным платьем. Гитлер одет как всегда: на нем черные брюки и форменный китель защитного цвета.
Хотя никто не говорил, что это — последнее прощание, комната тотчас же наполняется людьми. 28-го вечером Гитлер простился со своими слугами. Теперь он говорит слова прощания непосредственно своим приближенным. Он обходит весь ряд, пожимает всем руку и без всякого выражения на лице бормочет несколько слов, которых почти нельзя разобрать.
Жена Геббельса внезапно бросается на колени и начинает умолять его отказаться от своего решения. «Другого выхода нет», — отвечает Гитлер. Затем он обращается к Геббельсу: «На вас я возлагаю ответственность за то, чтобы наши трупы были немедленно сожжены». Все стоят, как окаменелые, пока Гитлер под руку с женой не уходит, с трудом передвигая ноги.