Агония
Шрифт:
Он складывает руки на своей мамонтовой груди.
— Я просто думаю, что это забавно, что ты полагаешь, что именно так я сформировал свое мнение о тебе.
— Разве нет?
— Нет.
Наступило молчание. Мы оба смотрим, никто не говорит.
Естественно, я первой нарушаю его.
— Ты собираешься рассказать об этом подробнее?
— Я не уверен, что ты хочешь услышать то, что я хочу сказать.
— Не щади мои чувства. Я большая девочка. Я могу это вынести.
Он вздыхает, заставляя меня чувствовать себя неудобством. Как будто разговор со мной отнимает слишком много драгоценных минут его времени, когда он мог бы,
— Ладно, — говорит он, глядя мне прямо в глаза. — Мне не нравятся такие люди, как ты.
— Такие, как я?
— Алкоголики.
Хорошо.
— А есть какая-то особая причина, по которой тебе не нравятся алкоголики? Помимо очевидных.
Его губы сжаты вместе, тело напряжено, и совершенно ясно, что он не собирается отвечать на мой вопрос.
— Хорошо. Значит, ответа не последует. Тогда могу я спросить… тебе не нравятся только алкоголики, или человек в процессе выздоровления может получить отсрочку? Я уже шесть месяцев трезвая. — Ну, шесть месяцев, две недели и три дня, но кто считает?
Он смеется, и это насмешливо. Это заставляет меня чувствовать себя меньше, чем я есть на самом деле.
— И что ты хочешь, медаль? — холодно говорит он.
Вот это да. Он действительно ненавидит алкоголиков.
Мне хватает ума понять, что в его жизни был кто-то, у кого были проблемы с алкоголем, и я очень стараюсь не принимать его отношение близко к сердцу, но это трудно. Особенно когда его яд в данный момент направлен прямо на меня.
— Обычно это жетоны. Их выдают в ассоциации АА. Я только недавно получила свой шестимесячный жетон. Он темно-синий. Сейчас я работаю над девятимесячным. Он фиолетовый. Но если ты хочешь вручить мне медаль, я не против. — Я пожимаю плечами и широко улыбаюсь, хотя внутри меня плещется боль, но не хочу, чтобы он знал об этом.
Я думаю, если он узнает, что причинил мне боль, он выиграет, а я не позволю ему выиграть.
— Конечно. Займусь этим, — качает он головой.
— Это не обязательно должно быть так, и было бы намного проще, если бы мы могли поладить. Я работаю на тебя — напрямую. А плохая атмосфера просто никому не принесет пользы. Лично тебе я ничего не сделала. И я понимаю, что тебе не нравятся такие люди, как я. — Я показываю на себя. Не знаю, зачем я это делаю. С таким же успехом я могла бы превратиться в настоящую идиотку и процитировать эти слова. — Но я стараюсь, и с твоей стороны очень несправедливо ненавидеть меня, основываясь на общем представлении о «таких людях, как я». — В этот раз я действительно процитировала. Господи Иисусе.
Он снова смеется этим пустым смехом, и это заставляет мою кожу дрожать.
— Я не ненавижу тебя. Я ничего не ненавижу. Я просто не доверяю алкоголикам. И трезвенникам в том числе.
— Почему? — я слышу мольбу в своем тоне и ненавижу ее, и не понимаю. Почему я не могу просто отпустить это? Почему я хочу ему понравиться?
— Послушай, уголовница… — Его руки опускаются с груди на вздохе.
Мои глаза расширяются.
— Как ты только что меня назвал?
— Ты точно слышала, как я тебя назвал, так почему ты просишь меня повторить это?
— Потому что я не могу поверить, что ты назвал меня… уголовницей. Я не сидела в тюрьме! — Я чувствую, как начинаю дрожать от его колкости.
Его выражение лица стает
— Да, ну, ты должна была после того, что сделала. Залезла в машину, пьяная в стельку. — Он качает головой с отвращением. — Ты могла кого-нибудь убить.
Стыд охватывает меня, как зимний мороз. Я ничего не говорю, потому что… что я могу сказать? Он прав.
— Я знаю пьяниц, и знаю, что им нельзя доверять. Единственное, чему они верны — это бутылка.
Я хочу поспорить с этим. Сказать ему, что он обобщает. Но и здесь он не ошибается.
В большинстве случаев это правда, что алкоголиков волнует только то, где они выпьют следующую рюмку. Когда я проходила через детоксикацию, я поняла, что это было верно и для меня. Тогда были моменты, когда я была готова буквально на все ради выпивки.
Но сейчас я не такая.
— Ты уверена? — шепчет голос в глубине моего сознания.
— Я не такая, — говорю и не знаю, с кем я говорю в этот момент — с ним или с собой. — Я трезва и намерена оставаться такой.
Его плечи поднимаются.
— Я надеюсь, что у тебя все получится. Но статистика довольно хреновая. Но надеюсь, что ты останешься трезвой, ради твоего отца. Он хороший человек, и ему не нужно, чтобы ты заставляла его проходить через такое дерьмо, через которое ты протянула его в начале этого года.
Мой отец что-то ему сказал?
— И нет никаких причин для того, чтобы мы с тобой поладили. Мы оба знаем, что тренер придумал для тебя эту работу, потому что хочет убедиться, что у тебя не будет рецидива. Я это понимаю, как и вся команда. Но ты должна знать, что на самом деле нам от тебя ничего не нужно. Все покрывается персоналом, который уже здесь работал. А у некоторых ребят есть свои помощники. Ты получаешь задания от некоторых ребят только потому, что мы уважаем тренера, и он попросил нас сделать так, чтобы ты чувствовала себя полезной. И, как бы я ни любил тренера, я решил этого не делать, по своей собственной причине. Нам не нужно общаться. Значит, у нас нет причин для общения. Нет причин для чего-либо. Я предлагаю просто не мешать друг другу в обозримом будущем. Хорошо?
Твою мать.
Мое сердце колотится. Во рту пересохло. Лицо горит. Глаза жжет.
Я не могу говорить, потому что, если я это сделаю, то разрыдаюсь.
Дверь открывается, и в комнату врывается шквал голосов, когда она начинает заполняться игроками.
Я отворачиваюсь, возвращаясь к ноутбуку.
Не плачь. Не плачь. Не плачь.
Я нажимаю кнопку «Воспроизвести» на видео, которое хотел мой отец, а затем, используя свои волосы как занавес, чтобы закрыть лицо, я тихонько выскальзываю за дверь.
Я быстро иду в туалет. Захожу в кабинку.
И рыдаю.
Глава 5
Я выхожу из класса йоги, машу на прощание рукой инструктору Мартину и выхожу на улицу, в теплый воздух. На тротуаре много людей. Этот день наполнен таким позитивом. После занятий я спокойна и расслаблена, и мне не хочется терять это ощущение.
Через квартал находится фермерский рынок. Думаю, я прогуляюсь туда, прежде чем отправиться домой, и куплю немного сыра и свежего хлеба. Потом я могу провести остаток дня, наедаясь до отвала.