Ах, эта Африка!
Шрифт:
Через несколько минут опять кто-то громко задышал.
– Нет, ну это просто невозможно!
– Откуда он дышит?
– Да не знаю я…
Посветили под кроватью – никого, по углам – никого, сквозь двери на террасу – никого, на потолок и в душевую – никого. Выключили фонарь, полежали – опять дышит. Потом шаги по чердаку… и вдруг громкое шипение!
– Змея!
– Откуда здесь змея?.. И они не шипят так громко.
– Почём ты знаешь?
– Я читал.
– Читал, читал… Читатель… Вставай, пошли искать.
– С ума сошел! Я боюсь!
– Я тоже… Где-то в шкафу видел палку… Пошли!
Он
– Интересно, спит ли Роже? Мы над ним такой тарарам подняли, мёртвый вскочит.
– Завтра узнаешь.
– Ну что, выключаем и залезаем опять?
– А что делать?
Мы залезли и погрузились в темноту. Через пару минут снова кто-то затоптался наверху, задышал, потом непонятно откуда раздалось шипение.
– Сволочь! – с чувством выразился Виктор. – В гробу я его видел, пусть ходит, дышит и шипит! Последний раз я в этом отеле!
В конце концов, мы заснули.
Глава 7: Осваиваемся
Всё-таки мы остались жить именно в отеле. Саликене предложил нам на выбор три дома в центре города, один из них двухэтажный, но выглядели они до того запущенными и грязными, что мы не почувствовали необходимого прилива энергии для новоселья. Кроме того, вокруг только камень, камень, камень…
Отель же при свете дня смотрелся совсем иначе: это был целый квартал зелени, ограниченный неправильным многоугольником сооружений; сначала само основное Г-образное здание гостиницы, монолитное на первом этаже, с разнообразными надстройками и обширными террасами на втором, затем глухая высоченная каменная стена, которая дважды поворачивала, следуя кривоколенному пыльному переулку, и замыкавший эту цепь ошеломляющих размеров совершенно пустой ангар, куда можно было бы загнать три или четыре ИЛ-18. Самба рассказал мне однажды по секрету, что до независимости месье Ламе принадлежала добрая половина города, и этот ангар был всегда полон машин, оборудования и товаров.
Внутренняя территория – даже совестно называть её двором – затенялась полностью стройными сейбами, раскидистыми манговыми деревьями и изящными пальмами. Переплеталось много кустарниковых растений и лиан, по которым постоянно порхало разнообразное разноцветье птиц, из которых я мог сразу узнать лишь зелёных попугаев и африканских ткачиков, первых – по характерному виду и крику, последних – за их сходство с нашими воробьями. Под манго стояло несколько столиков с удобными креслами вокруг них. Никакого шума, ни пыли с улиц не проникало сюда. Все наши внутренние террасы второго этажа были составной частью этого зелёного рая.
Назавтра после ужина Роже поднялся к нам на террасу, и мы втроем устроились в креслах, задрав ноги на парапет, с бутылками пива в руках.
– Какая у вас нагрузка? – спросил он.
– По восемнадцать часов в неделю, – ответил я.
– У меня двадцать… А расписание?
– Всё с утра и до полудня.
– Очень удобно, но, похоже, нет времени для покупок и готовки, пропадает послеобеденная сиеста и вечер.
Дело в том, что местное население спало или лежало в тени между половиной первого и половиной четвертого пополудни
– Ну, жильё нам колледж оплатит, – сказал Роже, – однако столоваться у Ламе и пользоваться услугами его команды для уборки и стирки вылетит в треть месячной зарплаты, а может и больше.
– Многовато, – заметил Виктор.
– Что же делать? – спросил я.
– Надо брать повара, – ответил Роже, – который бы и убирал тоже. Это обойдётся гораздо дешевле. Все наши так делают. Да и кухня у вас очень удобно расположена.
– Пожалуй, стоит попробовать, – согласились мы.
Кухня наша, действительно, была удобно расположена. Она представляла собой каменную будку, отдельно стоящую в углу на стыке двух террас, оборудованную мойкой, газовой плитой от баллона и кладовкой. А столовая была огромной изолированной комнатой с четырьмя дверями на обе стороны, выходящими на внутреннюю и наружную террасы, запахи из кухни туда не проникали.
К моему великому неудовольствию открытым голосованием два против одного завхозом и казначеем выбрали меня. И начались двухнедельные мучения: каким-то образом весь город быстро узнал, что нам нужен повар, и оказалось, что население состоит, главным образом, из поваров. Ну, тех, кто без письменных рекомендаций, я отправлял быстро, сложнее пришлось разбираться в бумагах, часто составленных наспех и неряшливо. "Раньше здесь было много белых, теперь они почти все уехали, некоторые быстро-быстро, – объяснял мне Самба, который работал у нашего "осколка колониализма" главным поваром. – Они не хотели давать характеристики своим слугам, вот ребята потом сами диктовали писарям". Этих писарей я уже видел, они весь день тесной гурьбой сидели за самодельными переносными столиками перед главными воротами почтового двора и, почти не слушая выразительно излагавших свои мысли сидевших перед ними на корточках очередных неграмотных клиентов, быстро и неразборчиво строчили шариковыми авторучками на грязных листах дешевой и тонкой бумаги… Так что смотрел я только машинописные рекомендации.
Первым на испытательный срок взяли Омара. Три дня у меня с ним всё шло весело и одинаково; утром первого дня я спросил:
– Омар, ты можешь приготовить на обед овощной суп?
– Конечно, хозяин, давайте денег, я куплю овощей.
В обед он подал на стол какую-то бурду неопределенно-подозрительного цвета. Попробовали. Роже смаковал, мы с Виктором положили ложки.
– Омар!
– Да, хозяин.
– Что это такое?
– Овощной суп, хозяин.
– Какой это овощной суп? Пюре безвкусное.
– Там всё есть: картошка, морковь, капуста, фасоль, лук, всё-всё.
– Да где это всё-всё? Ни вкуса, ни запаха.
– Тут внутри, хозяин, я всё-всё протер.
– А кто тебя просил протирать?
– Никто не просил, я сам. Так всегда делают овощной суп.
Роже улыбался, Виктор хмурился…
На следующий день во время завтрака я сказал:
– Омар, мы хотим сегодня овощной суп, но не такой, как вчера. Ты сделай бульон, потом почисти и нарежь дольками овощи и свари их в этом бульоне. Всё понял?