Ахейский цикл (сборник)

Олди Генри Лайон

Ужас и надежда; огонь в зарослях людского тростника.

Лишь на агоре, у центрального жертвенника невозмутимой статуей замер Лаомедонт Троянский, поддерживая еле стоящего на ногах сына — юношу в помятых изрубленных доспехах и с непокрытой головой, чьи волосы слиплись от крови.

И пустынно было вокруг царя, сжимавшего в руке нож.

Таким он и запомнился вышедшим из переулка близнецам: голому по пояс Алкиду и Ификлу в львиной шкуре поверх панциря.

Вокруг братьев медленно смолкали возбужденные голоса — вот осекся Теламон, сбился на середине фразы Лихас, замолчал один воин, другой, третий… пятый…

— Я

только что, пользуясь правом царя, заново освятил этот жертвенник, — сухо бросил Лаомедонт, переводя взгляд с Алкида на Ификла. — Теперь это жертвенник Гераклу-Победителю.

Недоуменный ропот ахейцев перебил троянца.

— Это жертвенник Гераклу-Победителю, — с нажимом повторил Лаомедонт, обращаясь только к братьям. — Вы немедленно прикажете своим людям покинуть пределы моего города, но сами — все, кого я вижу — останетесь здесь до тех пор, пока мои условия не будут выполнены. Иначе… иначе я принесу в жертву Гераклу этого человека. Моего сына. Итак?

— И люди после этого утверждают, что Геракл безумней всех в Элладе? — Алкид сделал шаг вперед, не замечая, как переглядываются и пожимают плечами воины за его спиной, как Теламон нагибается и поднимает камень величиной с детскую голову. — Мне даже не жаль тебя, Одержимый: в своем желании стать богом ты уже перестал быть человеком. Но все-таки я скажу тебе…

Не дав Алкиду договорить, Теламон порывисто отстранил загораживающего дорогу ахейца и, коротко размахнувшись, метнул камень.

Два тела, содрогаясь, упали на жертвенник Гераклу-Победителю: юноша в изрубленных доспехах, чье горло успел перерезать его отец за миг до того, как летящая глыба проломила Лаомедонтов висок, и троянский царь-Одержимый.

Кровь отца смешалась с кровью сына.

— Ха! — радостно взревел Теламон. — Кого боги хотят наказать, того они лишают разума! Жертва принесена, герои, — слава Гераклу-Победителю! Слава!..

Никто не подхватил его клича.

Все медленно пятились от Алкида, как от вонзившейся в землю молнии, словно Геракл излучал усиливающийся с каждым мгновением жар, словно ахейцы боялись взглянуть ему в лицо, в покрытую соленой росой слепую маску статуи, обращенную туда, где нет алтаря с двумя телами, нет Трои, нет замолчавшего на полуслове Теламона, нет ничего, и все же есть нечто…

Лишь Ификл, закусив нижнюю губу, не сдвинулся ни на пядь — плечом к плечу, стоял он рядом с братом и вслушивался в нечто, прорывавшееся из ничего.

— Это тоже «я», — наконец пробормотал Алкид, шевельнувшись, — это тоже «я»… Тартар пришел и ушел — а Геракл остался. И Геракл не винит тебя, Теламон: ты не ведал, что творил. Время… мы всегда живем в неудачное время, потому что удачных времен не бывает. Потому что мое время — это тоже «я»… нет, ты не виноват, Теламон, но безумие героя когда-нибудь убьет если не тебя, то твоего сына… [65]

65

Сын Теламона, Аякс — участник будущей Троянской войны и самый сильный из греков — проиграет Одиссею состязание за доспехи погибшего Ахилла и в порыве безумия перебьет стадо быков, думая, что убивает нечестных соратников; потом бросится на меч.

Ификл подошел к ошарашенному Теламону и без замаха ударил его в подбородок основанием ладони. Здоровяка

приподняло и отшвырнуло в сторону; он застонал, помотал головой и стал грузно подниматься на ноги, сплевывая красную слюну.

— Знаешь, за что? — холодно спросил Ификл.

— Знаю, — прохрипел Теламон окровавленным ртом. — Гераклу не приносят человеческих жертв.

Ификл кивнул.

6

…Шли корабли по Эгейскому бурному морю на запад, груженные тяжко добычей; сидели на веслах герои, груженные тяжкою думой…

И каждый думал о своем.

Большинство воинов вслух прикидывало, на что употребить причитающуюся им долю; радостно блестели глаза, лишь изредка туманясь, когда в памяти всплывали лица погибших товарищей.

Могучий Теламон время от времени щупал разбитый подбородок и счастливо улыбался вспухшими губами: беззаветно, по-детски восхищаясь Гераклом, он был готов снести от сына Зевса и его смертного брата все, что угодно — кроме того, перед самым отплытием Геракл отдал Теламону в жены троянскую царевну Гесиону, отличив старого соратника перед другими.

Метался в бреду Оиклей из Аргоса, и мысли тяжелораненого сына Амфиарая-Вещего не были ведомы никому; даже ему самому.

Ификл налегал на весло и вспоминал Подарга, младшего из Лаомедонтовых сыновей и единственного, который остался в живых; пройдя через Флегры, вынужденный любовник потомков Павших, проданный и преданный собственным отцом, взирал на мир глазами старца — и мудро согласился сесть на еще не остывший троянский трон, для чего пришлось разыграть представление с выкупом, превратив Подарга в Приама. [66]

66

Младший сын Лаомедонта Подарг, перед тем как стать царем Трои, был выкуплен из формального рабства своей сестрой Гесионой, отдавшей за брата пеплос; Подарг — «подаренный», Приам — «выкупленный».

Лихас мечтал, как скажет дома заслуженным героям, сгорающим от зависти, что их не взяли на Трою: «Вас? На Трою?! Вы год будете собираться, два — плыть по морю, потом девять лет просидите под стенами, перегрызетесь между собой и если и возьмете город, то только чудом! Нет уж, мы — сподвижники Геракла — ждать не любим!..»

Шли корабли по Эгейскому бурному морю; грузно сбирались на западе тучи косматые, бурей грозя мореходам…

Иолай хмурился, удивляясь отсутствию Гермия — Лукавый клялся непременно быть в Трое, но до сих пор не объявился; а без бога-Психопомпа невозможно было узнать, куда отправилась душа Лаомедонта, убитого на Геракловом алтаре, и не последовала ли она за тенью Эврита-Одержимого.

Алкид молчал.

После трех лет рабства у Омфалы он вообще стал на удивление молчаливым.

Шли корабли по Эгейскому бурному морю, покуда страшная буря воздвиглась, со всех сторон света прикликав ветры противные; облако темное вдруг обложило море и землю, и тяжкая с грозного неба сошла ночь.

Первый порыв на удивление холодного северо-западного ветра — плод совместных усилий тугощекого Зефира и воинственного Борея — налетел неожиданно, обдал полуголых гребцов солеными брызгами и пронзительным дыханием далеких снегов; после чего умчался прочь, ероша вспенившиеся гребни волн.