Ахульго
Шрифт:
– Сам вижу! – кричал Васильчиков, беспрестанно оглядываясь в ожидании, что вот-вот из чащи нахлынут горцы.
– Так где они? В кого стреляют?
– В небо, – отвечал бывалый солдат.
– А ежели и был какой абрек, так его давно след простыл.
Васильчиков сообразил, что это не битва, а пустая потеха, и помчался докладывать генералу.
– Отставить! – приказывал Граббе, который и сам уже понял бесполезность этой шумной трескотни.
Но пальба разгоралась еще сильней, пока Васильчиков не находил командиров, чтобы передать им приказ генерала.
– Не стрелять! – неслось по рядам.
– Беречь заряды!
Стрельба постепенно стихала, но через версту-другую картина
Устав бороться с этим хаосом, Граббе приказал сделать привал у ближайшего аула. Это был Старый Аксай на одноименной реке, вдоль которой, свернув налево, отряду предстояло двигаться дальше.
Аул не подавал признаков жизни, то ли еще не проснувшись, то ли затаившись перед неожиданно явившейся перед ним грозной силой. Граббе не сомневался, что препятствия, чинившиеся отряду в пути, были делом рук аксаевцев. Но нападать на аул у генерала не было ни времени, ни желания. Ему нужен был Ташав-хаджи, один из главных сподвижников Шамиля. Граббе ограничился лишь выставлением охранных цепей, окружив ими лагерь в два ряда.
Пока денщик накрывал походный стол, Граббе послал Васильчикова с приказанием не разбивать палатки и не ставить повозки в вагенбург – в виде временного укрепления. И чтобы господа командиры привели свои войска в надлежащий строгий порядок. После короткого отдыха, напоив лошадей и подкрепившись, предстояло идти дальше, на соединение с летучим отрядом Лабинцева.
Васильчиков помчался исполнять приказание. За эту ночь он почувствовал себя важным человеком. Он был как бы приводным ремнем между генералом и его войском, и от усердия Васильчикова, от точности, с какой он передавал распоряжения главного командира, зависело теперь очень многое. Но за этот небольшой переход Васильчиков смертельно устал. Его изнеженность и европейские привычки плохо сочетались с ночными маршами по ужасным дорогам. Тифлис, который Васильчиков так опрометчиво покинул, казался ему теперь Парижем по сравнению с тем, что его окружало здесь. Однако адъютант старался не подавать вида, он желал делом доказать, что Граббе не зря обратил на него внимание и что бывалые командиры напрасно посмеиваются над его рвением, потому что он, князь Васильчиков, – не какой-нибудь «фазан», мечтающий урвать награду и бежать с Кавказа при первой возможности.
Все эти мысли роились в голове молодого офицера, тесня одна другую, как батальоны на марше. А порой ему хотелось совершить какой-нибудь подвиг. Или хотя бы сообщить всем, что он придумал, как надо воевать с горцами и как взять самого Шамиля, а не то что Ташава.
– Я знаю! – убеждал Васильчиков себя, потому что остальные еще не принимали его всерьез.
– Я докажу! Я читал у Марлинского!..
Глава 53
Уже забрезжил рассвет, когда отряд Граббе снялся с места и форсированным маршем двинулся по лесистой долине реки Аксай в направление аула Мескеты, где предполагалось расположение укрепления Ташава-хаджи.
Васильчиков нетерпеливо выезжал вперед с казачьей разведкой и поднимался на возвышенности, чтобы обозреть местность по ходу движения отряда. Картины природы его восхищали, а движущийся среди этой девственной роскоши неуклюжий отряд приводил в умиление. Васильчикова не останавливала опасность быть подстреленным, но кружившие над отрядом стервятники, будто чуявшие скорую поживу, навевали
Граббе смотрел на все это иначе, более рационально: деревья – на дрова и постройки укреплений, ветки – на туры и фашины, трава – на корм лошадям. А стервятники – что ж, они тоже необходимы, война без жертв – не война.
Солнце понемногу вступало в свои права, утро становился светлее, и теперь Лабинцев разглядел вокруг крепости завалы. Деревья, огромные пни и камни громоздились на всех подступах, образуя несколько рядов обороны. Но ни это беспокоило Лабинцева, а то, какое безмятежное спокойствие царило в укреплении. Ни караульных, ни часовых, ни других мюридов не было видно. Только сиротливо торчало из амбразуры главной башни дуло медного фальконета. Эта небольшая пушка смотрела в сторону дороги, которая подходила к укреплению с обратной стороны от того места, где притаился Лабинцев. Было похоже, что возможное нападение предполагалось лишь оттуда, а из непроходимого леса опасности никто не ждал.
– Куда дорога? – спросил Лабинцев.
– Аксай-река, – ответил проводник, показывая рукой.
– Близко.
– А Мескеты? Где сам аул? – продолжал рекогносцировку Лабинцев.
– Тоже там, – шепнул проводник.
– От Мескеты хорошая дорога есть.
– До Внезапной? – уточнил Лабинцев, хотя и сам уже догадался, что это та самая дорога, по которой должен явиться главный отряд Граббе.
– Да, – кивнул проводник.
Лабинцев заключил, что это не главная ставка Ташава, а нечто вроде форта, заставы, где мюриды укрывались после своих вылазок на Линию. Но при необходимости здесь мог быть и сборный пункт, к которому собирались ополченцы. В любом случае оставлять его в тылу было небезопасно.
Лабинцев велел осторожно подкатить горные орудия и зарядить их картечью. Егерям было приказано приготовиться к атаке, а спешившихся казаков Лабинцев послал обойти укрепление, чтобы атаковать его с нескольких сторон.
Когда все были на местах, Лабинцев вынул шашку и скомандовал:
– Пли!
Ташав-хаджи и бывшие с ним горцы заканчивали предрассветную молитву, когда, разорвав тишину, грянули пушечные выстрелы.
Деревянная крепость содрогнулась, сквозь потолок посыпалась пыль. Однако бревенчатые стены были достаточно прочны и остались целы.
Нападения не ждали, а потому на молитве были все, включая караульных. Наиб только свел брови, но молитву не прервал, полагаясь на волю всевышнего. И только закончив положенный ритуал, Ташав поднялся и сказал мюридам:
– Они пришли сюда. Встретим же их, как надо!
Крепость ожила. Гарнизон занимал оборонительные позиции. Тем временем пушки сделали еще один залп. На этот раз стреляли зажигательными гранатами.
– За мной! – гаркнул Лабинцев, первым бросаясь на штурм.
Отряд со штыками наперевес двинулся на укрепление. В дыму и грохоте солдаты преодолевали завалы и уже лезли на стены укрепления, когда затрещали ответные выстрелы. Горцы отбивались, опрокидывая первые ряды егерей.
Укрепление защищало около сорока человек. Эта была часть отряда Ташава-хаджи, которая устраивала диверсии на дорогах и беспокоила лагерь под Внезапной. Против отряда Граббе их было слишком мало, но численный перевес противника горцев только вдохновлял – тем вернее летели их пули. К тому же мюриды никогда не покидали своих позиций, не получив приказания от наиба.
Изобретатель Магомед, не сумевший сделать пушку сам, но обещавший Шамилю где-нибудь ее добыть, состоял при трофейном фальконете. Сообразив, откуда атакуют, он оттащил лафет с пушкой от одной амбразуры и подкатил его к противоположной. Пушка выстрелила, вырвав из рядов нападающих несколько человек, но волны штурмующих продолжали накатываться одна за другой.