Аид, любимец Судьбы
Шрифт:
Похоже, брат все-таки взывает к их лошадиной части.
– Хей! – четверка разогналась, не натяни я поводья – по горам бы помчались. – Приехали.
Лагерь людей Серебряного века готовился отходить ко сну. Кое-где еще звучали тягучие здравницы в честь Зевса, но больше люди зевали, украдкой поглядывая на сонный (серебряный!) лик Селены-Луны в небесах.
Фемида вдруг тронула за плечо. Указала на путь, который преодолела колесница.
– Вы рано начали, старший сын Крона…
– Что?
Вторая жена Зевса смотрела туда, где из-за темноты не было видно другого войска – но оно уже угадывалось по
– Рано начали. Да, вы прожили на свете не один день и успели многое повидать – но опытом и умениями вы никогда не сравняетесь с Повелителем Времени. Не пытайся играть в своего отца, Аид, – не дотянешься.
Заткнуть бы ее, да незачем: Фемида не умеет разговаривать долго, сейчас это у нее пройдет.
– Приму к сведению.
– Не примешь. Ты ведь гордый, как… он, – блекло улыбнулась Зевсу, который шел к ней от самого высокого костра. Волосы младшего полыхали, будто был полдень. – Как все Крониды. Я надеюсь только, что ты поймешь это вовремя – пусть даже примешь эти мысли как свои.
Отвернулась, протягивая руки Зевсу – тот снял ее с колесницы как пушинку, хотя Фемида была его выше на полголовы. Дочь Урана и Геи побрела туда, где виднелась стройная фигура Афины – та ни в какую не согласилась пропустить битву…
Зевс подошел ко мне.
– Ну, что скажешь, брат?
– Хороший выбор, – сказал я, кивая в сторону Фемиды.
Молчаливая, мудрая и враз не проглотишь – где еще такое сокровище найдешь.
– А про битву?
– На рассвете.
– Посейдон тоже так говорит. Драконы уже там, а значит, и остальные скоро подтянутся – этих тварей не очень-то удержишь, бросаются на свежее мясо. Ночью они не полезут: чудовища у него – из ночных, но великаны, лапифы и титаны лучше видят при свете. Пожалуй, что как раз к колеснице Гелиоса нужно ждать.
Выглядел кроноборец отменно: и не скажешь, что пару дней назад по его голове четырежды прогулялась секира. Глаза сияют, щеки горят – будто на свидание, а не в бой.
– Так и будем сидеть и ждать, пока к нему подтянутся все?
– Аид, да ты же не хуже меня знаешь… мы можем пойти вперед. Вырезать этих драконов, двинуть армии к Офрису… только дальше – леса и болота, и в такой местности у них десятикратное преимущество. Нужно встретить их здесь.
В самом деле – что я как маленький, сам же лет тридцать назад эти доводы младшему и излагал.
– Хоть бы ночь была короткой, – Зевс хотел прибавить что-то еще, потом кивнул и зашагал за Фемидой.
Тратить время на сон в такую ночь кроноборец явно не собирался, а я потерял сон то ли три, то ли четыре ночи назад. Только выпряг из колесницы четверку: пусть отдохнут хоть несколько часов перед боем. Потом прихватил хлену[10] и забрался на холм, возле которого стояли наши шатры,– самый высокий на поле, с лысой каменистой макушкой.
Запах полыни волнами шел снизу – похожий на пыльный аромат времени.
«Хочешь – побеседуем с тобой, невидимка? Самое оно – поговорить перед первым настоящим боем с собственной судьбой».
«И что скажешь?»
«Желаешь – сказку тебе расскажу?»
«О чем?»
«О войске Повелителя Времени. Прикрой-ка глаза. Вспомни, чему я тебя учила: если постараться, можно
Смотрю в темную даль, которая – не так уж темна и не такая уж даль. Слушаю тишь, которая – не такая уж и тишь…
Огнистые вспышки – пых-пых-пых – это драконы, никто не знает, где их кладки, никто не знает, почему эти твари служат Повелителю Времени. С одной головой, с двумя, с семью, есть такие, что голов за полсотни, но эти – редко… С алмазными когтями, в плотной каменной броне, половина выдыхает огонь, некоторые так просто очень кусачие…
«А вон там великаны, это от их шагов подрагивает земля. Слышишь, невидимка?»
Слышу. Выплодки первых титанов, а иногда и самой матери-Земли, отростки гор, с гор и спустились, на дубины себе выворачивают целые деревья, мозгов – с кулак, а злости – с два Олимпа у каждого. Племен немного, все больше в одиночку живут, явился я как-то в одно южное племя знакомство завязывать – спасибо четверке, удрапали от такого знакомства. Аластор, Эфон, Никтей, Орфней – сроду так не носились, будто поняли приветствие вожака: «Ну, этого в лепешку, а кони – это хорошая похлебка получится!»
«Тс-с… это подземные твари, маленький Кронид. Рассказать тебе о них?»
Я сам могу о них рассказать – навидался за время сидения в отцовской утробе… Из глубинных пещер, из болот и трещин в земле, из вулканов – выползают чудовища, порожденные неизвестно кем: их родители нечасто хвалятся таким родством. Гидры с пятью, девятью, двадцатью головами, крылатые змеельвы, каменные волки и родственники Гелло, девушки-змеи с когтистыми руками, охочие до чужой крови, – откуда столько наползло на зов Крона? Говорят, что многие – из подземного мира, обители Эреба и Нюкты, места обитания ночных богов и теней умерших, куда никто по доброй воле не сунется. Вышли, мол, из тамошнего огненного мрака и ядовитых болотных испарений – может, так, я в этот мир не спускался, не знаю…
«Это лапифы… это демоны и мелкие божки, вставшие на сторону Повелителя Времени… нет, неинтересно… ах вот, титаны…»
Во тьме и запахах полыни бредут высокие фигуры.Дети Урана и Геи. Потомки детей Урана и Геи. Шагают решительнее всех – усмирять бунтовщиков. Грузный Менетий тащит осколок скалы, Атлант едва ли не касается макушкой неба и усмехается брезгливо: не по душе ему битва, на уме – жена и дочки. Титий, сторукий гигант Эгеон, вещий Япет – этот кажется, вообще просто посмотреть, он же утверждал, что соваться в битву не будет, потому как вещий… Кто помладше, пониже ростом – тех знаю не всех, хотя кое с кем встречались и оставили друг другу хорошие зарубки на памяти: я – мечом, они – палицами и копьями.
«Смотри, маленький Кронид. Слушай меня…»
Ночь была муторной и длинной.
Утро зато выдалось на славу: Гелиос твердой рукой отпихнул с неба сестрицу и решительно позолотил своей колесницей небосклон. Полынь умылась росой и приглушила запах – травы смотрелись в бледную синь неба.
Травам не было интересно, что совсем скоро они будут примяты двумя войсками, испятнаны разной кровью – черной, алой, прозрачным бессмертным ихором.
Ничего, пренебрежительно молчали травы, – отрастем.