Аид, любимец Судьбы
Шрифт:
– Асфодели? – спросил я. Убийца пробормотал что-то невнятное. Кажется, мне не следовало уж слишком увлекаться местными растениями…
– А то получишь утешение!
Белое свалилось сверху. Зависло над головой, приязненно хлопая крыльями. Оглушило стуком пестика о дно ступки, которую держало в руках. Перестало на секунду мельтешить перед глазами – и прояснилось в русоволосого юношу в светлых одеяниях, со светлыми же крыльями.
Красавчик, источающий неразбавленное дружелюбие, от которого хотелось спастись в пасти
И совершенно дикие черты лица, нет, то есть, черты-то нормальные…
Но на месте Убийцы – я взялся бы за меч, проучить белокрылого. Чтобы не крал чужие лица, а если уж украл – нечего над ними так издеваться.
Улыбаться, показывая зубы, широко раскрывать опушенные густыми ресницами глаза, пропускать в каждую черточку приветливость…
– Что смотришь? – хихикнул. – Я – Гипнос-Сон, сын Эреба и Нюкты. Брат-близнец Чернокрыла, только ты уж, сделай милость, не путай нас, а?
– Разберусь, – процедил я.
Смех Гипноса слился со стуком пестика о дно ступки.
– Не перетрудись разбираться. Радуйся, Аид, сын Крона! Это ведь ты, так? Ну, кого б еще Чернокрыл приволок. А я все думал – когда ты спустишься… А почему пешком? Братец мог бы тебя и на крыльях подкинуть – или не додумался?
Судя по взгляду, Убийце как раз хотелось испытать на близнеце свой клинок – чтобы не смел изображать улыбающуюся смерть в белом.
– А давай я, а? А то вы так к следующему веку доберетесь. А я у нас в семье… ну, самый легкокрылый, что ли!
Расправил крылья – крепкие, белые, гладкие, в полутьме кажется – даже светятся. Маховые перья одни к одному, на таких – легче пуха взлетишь. Полюбовался. И бросил выразительный взгляд на железную ношу за плечами брата-близнеца.
– Ногами дойду – не рассыплюсь.
– А вот это зря, – порхнула легкая улыбочка по лицу. – Тон такой зря. Я ведь обидеться могу – вот и обнесу сонным настоем. Или в глаза брызну не вовремя…
– Гипнос, – голос Убийцы упал железной болванкой в гагачий пух. – Чего тебе?
Белокрылый близнец смерти перестал стучать в ступке и задумчиво принюхался к настою внутри.
– А на Кронида старшего посмотреть. А то на спящего за столько лет еще не налюбовался… Да мать меня послала, мать! Сказала – проведешь, покажешь-расскажешь. Ну, может, не сказала, я сам напросился, ты же неразговорчивый у нас, а гостю надо узнать о подземном мире.
– Узнаю без тебя, – отрезал гость, не считаясь с чувствами обидчивого Гипноса.
– Ага, – неожиданно легко согласился тот.
Совсем занятой стал: в ступке толчет, по сторонам не смотрит, брови аж свело от серьезности дела – это ведь не что-нибудь, это маковый настой! Перетолчешь – будут спать слишком крепко, недоготовишь – проснутся усталыми…
Толчет.
Не улетает, зараза.
Убийца махнул рукой – мол, все. Теперь уже и не улетит.
Благодарность первобогам – если хоть молчать будет…
Вилась неширокая
Цветы мерно качали головками и с готовностью отдавали запах – горьковато-сладкий, поднимающийся от венчиков густыми волнами.
«Куда? – стонали вдогонку цветы. – Зачем? Здесь покой… Хорошо… Тревог нет… Спокойно…»
Сердце молчало в ответ: оно с некоторых пор прочно настроилось на ритм «Будет. Будет». А ноги слушались асфоделей охотно: ногам хотелось уйти с тропы, утонуть в бледно-желтом море, подкоситься – чтобы все тело окунулось в волны утешения…
– …ого, как тебя корчит с непривычки-то. Мы уже и не чувствуем, а если кто-то извне заходит… хотя кто к нам сюда заходит? А если кто-то заходит – во второй раз не суется. Вот и ты – небось, в первый и последний раз?
Болтовня Гипноса впивалась в мозг, летала и звенела в нем назойливым комаром, разгоняя утешительный дурман, курящийся над полем.
– Вообще-то это для теней. После того как выпьют из Леты, – получают утешение на этих полях. Скитаются тут. Им не надоедает.
Дорога шла чуть под гору, и асфодели заслоняла война между мраком и огнем – пылающий вокруг острова и дворца на нем Флегетон притягивал взгляды. Огонь, коварный лис, напрыгивал на мрак, словно приглашая поиграть – и после вспышки укладывался назад.
– А это Темные Области – асфодель на них не растет. Ничего на них не растет – даже плакучих ив нет. Горы, скалы, равнины, долины – все вперемешку.
Тонкие огненные ручейки – притоки Флегетона – пронизывали ладошки равнин, танцевали вокруг холмов. Стремились к отцу как очень рыжие змееныши. Основная тропа вела к дворцу на острове, и нам пришлось покинуть ее. Взяли восточнее: справа, за полоской асфоделей и частоколом унылых плачущих ив, кипел и булькал огненным кольцом Флегетон. Слева, за парой полянок все тех же бледно-золотистых тюльпанов оказались Темные Области – мешанина фантастических ландшафтов.
Гладкая, будто стесанная скала… брошенное кем-то в незапамятное времена колесо. Какой-то колодец, холм, под которым лежит камень, кандалы, шипы…
– ...узнать, почему к нам не напрашиваются в гости? Ха? Вон видишь Харона? Во-он шагает старик, в пыльно-сером, даже отсюда видно, что рожа невозможная. Старший братец, кстати, по отцу и по матери. Вот если ты к нему обратишься «Радуйся!» – он спросит, что ты тут забыл. Только слова подберет другие, чтобы ты уж сразу понял: что бы ни забыл, искать тут нечего. Единственный, у кого на моей памяти характер страшнее, чем у Чернокрыла – а что ты хочешь от того, кто родился сразу старым?! Вот и ходит тут… вообразил, небось, себя местным стражем или кем еще, все равно ведь делать нечего…