Академия драконов для попаданки
Шрифт:
Он не контролировал себя. Сквозь дымку похоти и какой-то неуемной страсти, капля сознания сигналила — он не властен над собой. Что-то случилось. Он не сразу это понял, но в момент, когда губы Ильмии соприкоснулись с его, что-то произошло. Черт… Нужно выяснить… Кода это закончится, он все выяснит… Надо только… О… блин…
Сдавленный стон все же прорвался сквозь зубы:
— Твою ж…
Потом вспышка, всплеск…
11.2
Он обильно кончил ей в рот. Сильно и мощно, будто у него месяц не было женщины. А ведь только утром отправил двоих адепток из своей постели.
Когда, наконец, он ощутил, что пуст, его расслабило. Захотелось отвалиться на диван, которого здесь, к счастью нет. Иначе точно вырубился бы.
И это вообще дичь какая-то.
Потому что драконы после секса не испытывают слабости и желания захрапеть. Он читал, что человеческие мужчины этому подвержены. Но он — дракон! Что за дрянь?
Тряхнув головой, он все-таки смог оттолкнуть Ильмию и кое-как натянуть штаны.
— Тебе понравилось? — заискивающе спросила она, сидя на полу. — Скажи, что понравилось. Я же знаю, это так.
Теперь Аморин явственно ощущал, что василиска что-то с ним сделала. Он бы сам не пошел на это, сам бы не стал заниматься этим с Ильмией, не его формат. Вообще не его. А учитывая предысторию и сопутствующие факторы — вообще категорическое нет. И это дурное состояние. Почему у него до сих пор каша в голове? Будто выпил ящик рибейского полусладкого.
Он резко развернулся к перилам ниши, упершись в них ладонями. Свежий ночной воздух немного отрезвил (прекрасно, пока он тут развлекался с Ильмией, стемнело окончательно), Аморин скользнул рассеянным взглядом по внутреннему двору, где журчит фонтан. Немного подышал, приходя в себя.
Воздух помог, сознание немного прояснилось.
— Что ты со мной сделала? — хрипло спросил Аморин, не оборачиваясь.
Зашелестело платье Ильмия встала и приблизилась.
— Тебе было приятно? Ведь было, не отрицай, — сказала она и положила прохладную ладонь ему на плечо.
Но Аморин резко скинул, василиска больше прикасаться не решилась.
— Я тебя спрашиваю, — чувствуя, как на смену кайфу и расслабленности приходит гнев, — что ты сделала?
— Аморин…
— Я бы не стал с тобой этого делать по своей воле, — рявкнул он, — не хуже меня знаешь.
В нем в се больше закипала ярость. Нет, конечно, девчонка дело свое знает, и это отдельная тема для разговора. Кайф он свой получил, но какого аспида?
Ильмия попыталась снова приблизиться, видимо, хотела поцеловать, но Аморин отклонился и скривился так, будто она не девушка (в целом ничего и на любителя), а бородавчатая жаба, которую просят поцеловать.
Видимо, выражение его лица оказалось слишком говорящим — Ильмия отшатнулась, будто от пощечины, глаза полыхнули огнем. Из покладистой кошечки она мигом превратилась в фурию, готовую драться и кусаться.
— Как ты смеешь, — прошипела она, лицо моментально исказилось, черты заострились, теперь она по-настоящему похожа на василиску, хищную и едкую. — Ты должен у меня
— Я должен валяться у тебя в ногах за минет, которого не просил? — прорычал Аморин и резко шагнул к ней, схватив за горло, пальцы сама сжались. Так захотелось сдавить, чтобы услышать, как хрустнут позвонки — она ведь явно что-то применила. Попыталась превратить его в безвольную игрушку, в куклу. Такое Аморин де Нэвариус не спустит никому.
11.3
Оранжевые глаза Ильмии выпучились, она уцепилась за его руку, пытаясь высвободиться, но Аморин держал крепко.
— Что ты сделала? — с расстановкой снова спросил он.
— Пусти…
— Мне повторить?
— Мой отец тебя убьет…
Аморин хищно скривился.
— А что он скажет, когда узнает, что его дочь профессионалка минета? И поинтересуется, где она этому научилась?
Ильмия вновь попыталась вырваться, даже пнула, метясь в пах, но промахнулась. Затем зарычала, хрипло и едко, как делают все василиски, ядовитые и хитрые существа. Аморин продолжал держать. Он знал — если ее не дожать, Ильмия так и уползет, как змея, не рассказав, что применила.
Так они сражались, пока лицо василиски не стало синеть, тогда она все же выдавила:
— Теукриум…
— Что? — не поверил Аморин.
— Теукриум… — повторила Ильмия, безвольно повиснув в его руках, только глаза все еще мечут бешенные молнии. — Снадобье из теукриума на магических волосках фей… Смазала им губы…
Аморин аж скривился. Она целовала его губами, брала ими его член… Губами, на которых магические волоски фей… Дико захотелось помыться, смыться с себя напоминание об этой гадости.
— Ты нанесла это на губы? — переспросил он брезгливо. — Волоски фей растут на их пятках.
— Я знаю…
— И тебе не противно? — содрогнулся Аморин, все же разжимая пальцы на шее Ильмии.
Та покачнувшись, отшагнула от него, потирая шею, на которой остались две едва заметные красные полоски. Ничего, на василиске быстро заживет.
— Они закрепляют возбуждающее действие теукриума… — прохрипела она.
Аморин смотрел на Ильмию и не знал, что испытывает больше — жалость или брезгливость. Девушка, причем василиска, вроде должно быть хоть какое-то самоуважение, пошла на такое, чтобы что? Соблазнить его? Дурь какая. Он, конечно хорош, чего тут спорить. Но даже его обаяния не достаточно, чтобы девушка добровольно измазала губы такой гадостной настойкой. Нет, тут должно крыться что-то другое. И почему-то кажется, папаня к этому имеет прямое отношение.
— Что тебе обещали? — спросил он прямо.
Ильмия подняла на него оранжевые, полыхающие ядом глаза. От стычки и минета она уже отошла. Быстро однако. Что тоже намекает, ох, как намекает.
Она процедила сквозь зубы:
— Не понимаю, о чем ты.
— Прекрасно понимаешь, — огрызнулся Аморин и шагнул к выходу из ниши, — и я выясню, в чем дело.
Не оглядываясь, он широкими шагами направился по тропинке, которая сейчас освещается одними лишь магическими сферами.
В след донеслось угрожающее шипение: