Академия Камелии
Шрифт:
Пролог
Среди огромного количества волшебников, что некогда жили в мире и творили хорошие или плохие дела, есть тот, чье имя навека записано в истории и каждый, кто только едва услышит о нем, сразу же желает ему сдохнуть снова в самых жутких мучениях и испытать такую сильную боль, которую прежде не испытывали даже самые провинившиеся преступники и имя этого волшебника — Палеан.
Но так было не всегда.
Когда-то Палеан пользовался уважением и с его мнением считался сам король. Но, быть может, как раз таки, потому что он пользовался такой популярностью
И, быть может, потому что его сияние хоть и освещало путь для многих и было полезно, всё же, тех, кому оно мешало, оказалось больше.
И в один из дней, когда Палеан всё ещё находился на небосводе, на небосвод взошел тот, кто сбросил его оттуда одним безжалостным пинком и лишь один пинок сумел очернить доброе имя и запятнать репутацию того, кого любило всё королевство. И лишь один пинок сумел превратить этого волшебника в того, кого стали ненавидеть все и, в итоге, от него отвернулся даже тот, кто всегда так высоко ценил его мнение.
В конце концов, даже король отвернулся от него и выслал в ссылку, чтобы тот одумался и прекратил творить зло.
Но творил ли он зло? Совершил ли хоть один плохой поступок в своей жизни? Был ли он, действительно, таким, каким его начали считать все?
Никто не стал задумываться над этими вопросами, хотя они были так важны…
Но Палеан не стал находиться в ссылке слишком долго и вопреки приказу короля, вернулся обратно в столицу. И этот поступок не просто очернил его имя ещё больше, но и стоил ему жизни.
В тот момент, когда Палеан вошёл в тронный зал, на него набросилось около десятка стражников и избили почти до потери сознания прямо на глазах Его Величества, но Палеан не проронил ни слова и позволил избить себя, хотя мог превратить всех стражников в пыль, лишь одним взмахом руки.
Когда же король приказал прекратить, он склонился над избитым слугой, чьи светло-русые волосы разметались по полу, а глаза могли едва распознать хоть что-то перед собой. Всё его лицо теперь было в ранах и синяках, а от былой красоты и утончённой внешности, почти, что не осталось и следа. Всё лицо мужчины исказила лишь одна эмоция — боль. Но этот вид, некогда так сильно ценнимого и уважаемого слуги, ни сколько не тронул короля и вместо того, чтобы хоть как-то помочь, он наоборот, наступил Палеану на и без того, раненое лицо своим сапогом и сказал:
— Я предупреждал тебя, Палеан. Пока ты на моей стороне и за меня, у тебя будет всё, но стоит тебе отвернуться от меня и хотя бы, на мгновение, посмотреть в другую сторону, у тебя не останется ничего. Ты не послушал меня! — на мгновение король замолчал и всмотрелся в лицо Палеана, но стоило их глазам встретиться, как король отвернулся и надавил на лицо слуги ещё сильнее. — Ты убил мою королеву, ты убил всех моих приближенных и чуть не убил моего ребенка… Ребенка, чье рождение я ждал так долго и ты же сам знал это и ты…так радовался, когда он родился, а по-итогу…что по-итогу, Палеан? — сместив сапог с лица, король надавил носком прямиком на шею мужчины и слегка усмехнулся — А по-итогу, ты чуть не убил того, кто так любил тебя и считал частью своей семьи. Я был так слеп…я верил тебе и доверял…
Убрав сапог с шеи Палеана, король ещё несколько мгновений вглядывался в уже ставшее бледным лицо того, кого он сам лишь недавно считал братом и за которого был готов умереть, а теперь…
Теперь жизнь этого волшебника была для него не ценнее жизни муравья. Хотя, нет, жизнь муравья для него всё же теперь была ценнее.
— Я приказал тебе не возвращаться, пока я сам тебя не позову, но ты не послушал меня. Я же предупреждал тебя…
Отвернувшись, король что-то тихо прошептал, но несмотря на то, что он произнес слова так тихо, что никто из стражников не расслышал, что именно за слова, слетели с уст короля, но Палеан, всё-таки сумел всё понять:
— Выбор сделан и пути назад нет. Завтра мы сразимся и лишь один из нас выживет в этой битве, — после этих слов король приказал бросить Палеана в темницу и удостоить лишь одной чашей воды, которую один из двух стражников, что посадили Палеана в темницу, специально пролил наполовину, оставив для заключённого лишь пару глотков воды.
Когда стражники уходили из темницы, они обсуждали всё то, что только произошло и, взглянув на Палеана, один из них смачно сплюнул на землю и произнес:
— Эта псина не заслужила и глотка воды, так, что мы были слишком благосклонны, оставив ему хоть что-то. Лучше бы король убил его на месте, а не тянул до следующего дня. Как это милостиво с его стороны.
— Ты же знаешь, что Его Величество был слишком привязан к нему и считал за брата, поэтому ему сложно поверить в то, что произошло, даже увидев всё своими глазами, — поднимаясь по ступенькам второй стражник объяснял всё другому — К тому же, мне кажется, что он ждёт, что этот пёс признается в том, что сделал, и тогда королю будет легче убить его, но как назло, Палеан продолжает упрямиться и не признается, хотя его поймали на месте.
— В конце концов, признается он или нет, будет уже не важно, ведь завтра, он, наконец-то, сдохнет.
Так рассуждая о завтрашнем дне, два стражника покинули темницу, оставив в самом низу одного избитого и раненого заключённого.
На следующий день, как и сказал король, произошел бой между тем некогда горячо любимым всей страной волшебником, который лишь за несколько мгновений перестал быть ярким светом, к которому все тянулись, и превратился в тьму, от которой все старались убежать, и самим королём.
Вот только исход этого боя был заранее предрешён, да и как могло быть иначе. Один из сражающихся был полностью здоров и облачён в доспехи, создавая образ благородного солдата, готового вот-вот отправиться на войну, чтобы защитить свое государство и своих близких.
Всё в короле Ариадне, будь то черные кожаные сапоги, которые украшали серебряные пряжки или королевское облачение малинового цвета, сочеталось настолько идеально, что не хотелось отводить взор от столь прекрасного мужчины. Поверх облачения на нём были надеты латы, что защищали его от ударов противника. И из-за того, что Ариадн не надел шлем, его длинные черные волосы, несмотря на то, что и были собраны в высокий хвост, завязанный лентой такого же цвета, как и одеяния, всё же слегка развевались на ветру.