Академия воровского дозора
Шрифт:
Хабаков открыл шкаф и поочередно вытащил из него две картины.
– Боже мой! – не удержавшись, всплеснул Феоктистов руками. – Ван Дейк… – Он осторожно принял полотно, внимательно осмотрел со всех сторон, отставил в сторону и взял доску. – Это же Якопо Беллини! Даже не знаю, как вас благодарить!
– Благодарить не нужно, – улыбнулся Арсений. – Эта наша работа. Напишите расписку в получении, на том и порешим.
– Где же вы их нашли? – никак не мог успокоиться коллекционер.
– Представляете, в отделении полиции. Картина Ван Дейка висела на стене и закрывала
– А доска? Лежала на кухонном столе? – подозрительно спросил Феоктистов.
– Совсем нет… Хранилась в чулане. Никто из оперативников даже и не подозревал, сколько могут стоить эти картины.
Взгляд Феоктистова малость оттаял. Картина, исполненная на доске, пребывала в хорошем состоянии, а несколько порезов на обратной стороне совершенно не отразятся на ее ценности.
– Вот что значит… люди, далекие от искусства. – Смахнув с доски налипший сор, он добавил, заставив Хабакова улыбнуться: – Я бы совсем не удивился, если вы сказали бы, что на этой доске резали хлеб или, скажем… колбасу.
– Кхм… Кхм… – поперхнулся Хабаков. – Слава богу, что до этого не дошло. Но у меня к вам будет еще одна просьба. Вы говорили, что запомнили грабителей по голосам, так?
– Совершенно верно, – охотно отозвался Феоктистов. – Их четверо было. У одного голос хрип-ловатый, как у человека, который много курит. У другого, наоборот, звонкий. Мне показалось, что он принадлежал человеку довольно молодому. Третий голос – злой, именно этот меня бил. Я его сразу узнаю… Четвертый был в возрасте, он подошел попозже…
– Почему вы так решили?
– Это чувствовалось по интонациям, по тому, как он говорил. И вообще мне показалось, что он у них старший.
– Сейчас в комнату приведут человека, попробуйте определить по голосу, был он среди грабителей или нет.
– Сделаю все, что в моих силах.
– Спрячетесь вот за эту ширму, – показал Арсений в сторону громоздкого шкафа, за которым размещалась вешалка. – А после разговора с ним я у вас спрошу. Договорились?
– Договорились, Арсений Юрьевич, сделаю все, что в моих силах, – повторил Феоктистов.
– Валера, – обратился Хабаков к сержанту, стоявшему в дверях, – приведи арестованного.
– Есть, товарищ майор!
Через несколько минут привели Петрушева. Заложив руки за спину, тот в ожидании уставился на Хабакова, сидевшего за столом. Арсений давно отметил, что некоторым людям свойственно меняться. При каждой следующей встрече они выглядели по-разному, и часто далеко не лучшим образом. Петрушев как раз был из их числа. В его внешности произошли серьезные изменения, он сделался поприземистее, изрядно ссутулился, на круглом лице серыми пятнами проступила щетина, выпуклый лоб, потемневший, как кора дерева, собрался в длинные морщины, под оплывшим подбородком кожа собралась в толстые складки.
Выглядел он заметно растерянным, припухшие глаза бегали по сторонам, словно искали помощь. Вот только взяться ей было неоткуда.
– Садись, чего стоишь?
Петрушев присел на стул.
– Курить будешь?
– Не откажусь.
Хабаков пододвинул пачку. Петрушев вытащил одну
– Как настроение? – бодро спросил Арсений.
– Хочется сказать, что еще и не такое бывало, но вот язык как-то не поворачивается. Никогда не думал, что я такой знаменитый… в узких кругах. Все, кому не лень, приходили на меня поглазеть. Даже из соседнего округа сержанты патрульно-постовой службы заглянули… Чего из меня зоопарк-то делать?
– Обиделся, значит? – хмыкнул майор.
– А ты бы что делал на моем месте? Радовался бы, что ли, такой популярности?
– Вижу, ты – остряк. Надеюсь, что никогда не буду на твоем месте.
– Остряк, говоришь, вот только когда я в полицию шел служить, тоже не думал, что так повернуться может. Даже в кошмарном сне не мог представить!.. Хорошо еще, что в камере никто не понял, что я мент. Там двое «расписных» сидели, могло быть намного хуже…
– Не любишь ты людей, Петрушев, – укорил Хабаков, – а ведь я поместил тебя во вполне приличную хату. Один из твоих соседей – инженер авиационного завода, правда, бывший… За пьянку турнули. Другой – «щипач», тоже интеллигентная специальность в криминальном мире, третий и вовсе «катала». Не больно какой-то там убийца или маньяк. С ним о жизни можно поговорить, о политике порассуждать.
– Это который «катала»? У которого двух пальцев, что ли, нет? – усмехнулся Петрушев.
– Он самый.
– Как же это он без пальцев-то шулерит?
– Поэтому и отрубили, чтобы не шулерил больше. Нерасторопным оказался. Ладно, что еще из окна высотки не выбросили, а то, знаешь ли, и такое случается.
– А четвертый кто тогда был? Что-то от него за версту смрадом тянуло! Бомж натуральный!
– Опять ты не прав, Петрушев, – покачал головой Арсений. – Если так можно выразиться, настоящий аристократ. На площади трех вокзалов среди бродяг он имеет немалый авторитет.
– И как же такой аристократ в «обезьянник» угодил? Что-то не по чину получается.
– Нагрубил постовому. А ты что думаешь? У нас перед законом все равны, что привокзальный аристократ, что бомж, или такой, как ты… бывший мент. Подумал, осознал? Готов сделать признание?
– Какое еще признание? – глухо спросил Петрушев.
– Расскажи, как ты чуть не убил бедного Феоктистова.
– Вот даже как… И что же я такого сделал?
– Напялил ему на голову мешок, пинал ногами. А когда он уже потерял сознание, вынес из его квартиры все ценности.
Зло примяв окурок в пепельнице, Петрушев поморщился:
– Гражданин майор, у тебя очень богатое воображение. Никакого Феоктистова я не знаю, а тем более никого не пинал. Может, ты забыл, что я мент? Пускай бывший, но все-таки мент! А потому всем этим гнилым разводам я сам кого хочешь научу. Здесь я целую академию прошел.
За ширмой что-то негромко стукнуло. Николай Петрушев невольно посмотрел в сторону шкафа, за которым прятался Феоктистов. Спокойствие ему давалось с трудом.
– Назови своих подельников, Петрушев. С кем ты ограбил коллекционера Феоктистова? Вас было четверо!