Академия воровского дозора

Сухов Евгений Евгеньевич

– Бывает, – солидарно откликнулся Хабаков. Нужно расположить к себе собеседника, глядишь, так и беседа легче пойдет. – Все они такие. Деньги есть – будет мир в доме, а нет – одни скандалы! Ты ведь знаешь Иосифа Марковича Матцингера?

– Конечно, – с готовностью отозвался блондин.

– Расскажи мне подробнее, какие у тебя с ним отношения?

– А какие еще могут быть отношения? – дернул плечом Пономарев. – Шоферил у него некоторое время, вот и все! Хозяином он моим был. «Привези то, отвези это, сгоняй туда». Хотя, надо

отдать ему должное, платил он неплохо. Не скупился! Я даже откладывать начал, хотя прежде за мной такого не наблюдалось.

– И что же ты ушел от такой хлебной работы?

– Что значит ушел? Работа сама от меня ушла.

– Как, сама ушла? Матцингер тебя уволил, что ли?

– Помер он, – обреченно махнул Пономарев рукой.

– Вот как… – невольно удивился Хабаков. – Когда же это случилось?

– Пару недель назад. Вот с тех самых пор никакой работы не могу найти. Как отрезало! Шоферское ремесло хоть как-то дисциплинирует, трезвым нужно быть. А тут, когда никакого контроля, там бутылку пива выпьешь, здесь стопку опрокинешь. Ну, и пошло-поехало! Женушка до сих пор не может успокоиться, так я ее допек… Прежде она покладистая была, ласковая… Даже не знаю, что и откуда взялось у бабы!

– Помер, говоришь, – задумчиво протянул Хабаков. – А как это произошло?

– А хрен его знает! Как люди чаще всего умирают? Внезапно! Утром еще огурчик, а вечером уже покойник. Видно, так было и здесь.

– Подробнее можешь рассказать?

– А какие тут могут быть подробности? Иосиф Маркович какой-то коммерцией ведь занимался. Что именно он там делал, я никогда не вникал. Мое дело маленькое… Платил хорошо, и на том спасибо. А помер он в Англии, в Лондоне. Отправлялся туда очень довольный, по какой-то там своей работе. Взял с собой огромный багаж, мы еще потом его на таможне оформляли.

– Что там было, не знаешь?

– Ну, ты даешь, майор! Как я могу знать? Это ведь не мое, чего я буду нос не в свои дела совать. Встретить я его должен был дней через десять. Кажется, он хотел после Лондона заехать еще в Мюнхен… Подъехал, как и положено, а его нет. Прождал часа три, думал, самолет задержался. А когда позвонил домой, то мне передали, что он умер. Тут уже другие хлопоты пошли, нужно было его гроб встречать. Вот так оно и бывает… В общем, до сих пор не могу отойти.

Неожиданно с громким стуком распахнулось окно, и пронзительный женский голос прокричал на весь двор:

– Иди домой, пьянь перекатная! Опять какого-то алкаша нашел! Так и знай, домой не пущу!

– Да успокойся ты. Сейчас подойду. Это ко мне по делу.

– Знаю я твои дела. Надраться с утра, а потом ползком домой!

– Видал, какой голосище! – уважительно протянул Пономарев. – Такие децибелы просто так пропадают! Она ведь самолет может пере-орать, не то что собственного мужа. С ее данными где-нибудь на морском лайнере только гудком работать.

– Думаю, не потянет, – сдержанно улыбнулся

Арсений.

– Еще как потянет! Бывает, так заорет, что света божьего не вижу, барабанные перепонки лопаются. Я в артиллерии служил, так мы рты открывали и уши затыкали, когда из гаубиц палили, чтобы контузии не случилось. Так вот, когда моя благоверная начинает орать, я тоже рот открываю, чтобы барабанные перепонки в клочья не разодрало. Бывает, что так и хожу целый день с открытым ртом.

– Незавидная участь.

– А куда денешься? – уныло проговорил Пономарев. – Бросил бы все это, но не в моем возрасте начинать все с нуля… Как-то не то…

– Тоже верно. Так что там по поводу Иосифа Марковича? Значит, неизвестно, как он умер?

– Неизвестно. Сообщили, что преставился, вот и все.

– А когда вы у него работали, случайно не заезжали на Печорского, четырнадцать.

– Еще как заезжал! – уверенно откликнулся Пономарев. – Может, и не запомнил бы, потому что по всему городу приходилось мотаться, но по этому адресу долго его пришлось ждать.

– Когда именно это было? – Майор невольно замер, дожидаясь ответа.

Основательно подумав, Пономарев уверенно ответил:

– Какого именно числа, не скажу, но где-то в июне.

– А сколько пришлось ждать? Помнишь?

– Часа четыре. На следующий день опять туда поехали, и опять долго ждал.

– И что они там делали?

– Какие-то коробки в машину складывали.

– А ты помогал?

– В машине сидел.

– А коробки потом куда отвозили?

– К какому-то его знакомому.

– А кто был с Матцингером, помнишь?

– Трое с ним было. Корсунь был, это мой прежний хозяин и приятель Матцингера. Потом парень был лет тридцати с небольшим, Башкой они его называли, и еще какой-то мужик странный, к тому же малость сутулый.

– Почему странный?

– Шальной, что ли… Глазки у него отчего-то все время бегают, как будто бы виноват в чем-то. В лицо не смотрит и все время взгляд отводит.

– Может, были какие-то особые приметы? Шрам, например, на лице. Ожог…

– Ничего такого не помню. Хотя один разговор припоминаю. Он при мне состоялся в машине, когда этот сутулый вышел. Иосиф Маркович сказал Корсуню, дескать, будь поосторожнее с этим ментом, он ведь сумасшедший.

– А что Корсунь ответил?

– А ничего не ответил, только усмехнулся.

– Что за тип этот Корсунь?

– Такого лучше не трогать. Спокойный как удав, голоса никогда не повышает, но любому сумасшедшему голову оторвет, не задумавшись.

Со стуком распахнулось окно, и пронзительный женский голос спросил:

– Тебя за шкирку, что ли, домой приволочь или ты все-таки сам явишься?! Пьянь подзаборная!..

– Иди, а то ведь и в самом деле притащит, – улыбнулся Хабаков.

– Притащит, – печально согласился Пономарев. – Вот сраму-то будет. Ладно, пойду. Ты женат?