Акционерное общество «Больше не курим» (сборник)
Шрифт:
Я поднялся и с тоской посмотрел на темные окна соседского пентхауса, казавшегося заброшенным и необитаемым. Балконная дверь укреплена защитным экраном на случай непогоды. Впрочем, при желании мне удалось бы проникнуть внутрь, но тогда я бы нарушил условия пари. А на кону стояли не только деньги.
Решив, что тянуть с возвращением нельзя, я перелез через перила и снова ступил на карниз. Голубь, лишившийся нескольких перьев, уже вернулся и злобно на меня смотрел, устроившись под гнездом, где помета было особенно много. Но я не думал, что он снова начнет меня доставать,
Отпустить прутья решетки здесь оказалось даже труднее, чем на балконе Кресснера. Я, конечно, понимал, что надо идти, но буквально каждая моя клеточка и особенно лодыжки взывали к благоразумию и умоляли остаться в этом безопасном убежище. И все-таки я отправился дальше: образ Марши, возникший перед глазами, придал мне сил.
Я добрался до следующего угла, обогнул его и, медленно переступая по карнизу, миновал вторую торцевую стену. Чем ближе я подбирался к балкону Кресснера, тем труднее становилось сдерживать желание ускорить движение, чтобы побыстрее покончить с этим смертельно опасным испытанием. Но любая спешка неминуемо привела бы к гибели. И я не торопился.
На четвертом углу я снова оказался во власти встречных порывов ветра, и мне удалось благополучно его обогнуть скорее за счет везения, нежели за счет ловкости. Я ненадолго замер, чтобы восстановить дыхание, и вдруг поймал себя на мысли, что теперь окончательно уверился: я точно выиграю пари! Руки, похожие на замороженные отбивные, надсадно ныли, лодыжки горели (особенно исклеванная голубем правая), глаза заливал пот, но я был уверен! Впереди показался балкон Кресснера, залитый мягким желтым светом. А за ним светилась реклама банка, похожая на приветственный транспарант. 22.48, но ощущение было такое, будто на этом карнизе шириной в пять дюймов прошла вся моя жизнь.
И не дай Бог Кресснеру попытаться сжульничать! Обретя уверенность, я почувствовал, что теперь никуда не спешу, и стал двигаться нарочито медленно. В 23.09 я ухватился за прутья решетки сначала правой рукой, потом левой, подтянулся и перебрался через перила. Слава Богу – наконец-то я оказался в безопасности, на полу балкона… И тут мне в висок уперся холодный ствол пистолета.
Я поднял глаза и увидел ухмыляющегося верзилу с такой отвратительной физиономией, что от испуга остановились бы даже часы Биг Бена.
– Отлично! – послышался из гостиной голос Кресснера. – Примите мои поздравления, мистер Норрис. – В подтверждение своих слов он зааплодировал. – Тащи его сюда, Тони.
Тони рывком поднял меня и поставил на ноги так резко, что у меня подогнулись колени. Пошатываясь, я прошел в гостиную.
Кресснер стоял возле горевшего камина и потягивал бренди из огромного бокала размером с аквариум. Деньги были упакованы в пакет, по-прежнему лежавший на рыжем с подпалинами ковре.
Я бросил на себя взгляд в зеркало на противоположной стене. Волосы взъерошены, мертвенно-бледное лицо, лишь два ярких пятна на щеках. Глаза горят как у безумца.
Рассмотреть себя получше я не успел. Мощный удар Тони в солнечное сплетение отбросил меня на несколько футов, и я, налетев на шезлонг, плюхнулся на
Немного придя в себя, я сел и с трудом выдавил:
– Жалкий двурушник! Ты все рассчитал заранее!
– Рассчитал, – подтвердил Кресснер, осторожно ставя бокал на каминную доску. – Но я не двурушник, мистер Норрис. Просто я не умею достойно проигрывать. Тони здесь только для того, чтобы вы не сделали… чего-то предосудительного. – Он с довольным смешком поскреб свой подбородок. Кресснер совсем не походил на человека, расстроенного проигрышем. Скорее он был похож на кота, полакомившегося канарейкой и не успевшего очистить прилипшие к морде перья.
Я поднялся. Мне вдруг стало страшно. Даже страшнее, чем на карнизе.
– Ты смошенничал, – медленно произнес я. – И наверняка что-то задумал.
– Вовсе нет. Героин из багажника убрали, машину отогнали на прежнее место. Деньги здесь. Можете их забрать и идти.
– Отлично, – сказал я.
Тони, по-прежнему похожий на ряженого в канун Хэллоуина, встал у стеклянной двери. В руке он держал пистолет. Я подошел к пакету, поднял его и направился к двери нетвердой походкой, не сомневаясь, что получу пулю в спину. Дойдя до двери, я, как и на карнизе после четвертого поворота, поймал себя на мысли: у меня все получится!
Меня остановил насмешливый голос Кресснера.
– Вы ведь не рассчитывали всерьез, что старый трюк с туалетом может кого-то обмануть? – лениво произнес он.
Не выпуская пакета из рук, я медленно повернулся:
– И что это значит?
– Я же говорил, что всегда держу слово, и это правда. Вы выиграли по трем пунктам, мистер Норрис. Деньги, свобода и моя жена. По первым двум расчет вы уже получили, а с третьим разберетесь в окружном морге.
Оцепенев от ужаса, я смотрел на него, не в силах пошевелиться.
– Неужели вы действительно рассчитывали, что я позволю вам уехать с ней? – сочувственно спросил он. – Ну нет! Деньги – да. Свобода – да. Но не Марша! И при этом я вас не обманул. Когда вы ее похороните…
Я не стал к нему подходить. Не сейчас. Для этого еще будет время. Я направился к Тони, который удивленно на меня смотрел, пока Кресснер не произнес устало:
– Пристрели его!
Я швырнул в громилу пакет с деньгами. На карнизе нагрузка приходилась в основном на ноги, а у теннисистов, как известно, лучше всего развиты руки. Удар получился сильным и пришелся точно в руку с пистолетом. Пуля угодила в рыжий ковер, и теперь Тони оказался в моей власти.
Самым отвратительным в облике этого верзилы было его лицо, и я, вырвав пистолет, с размаху нанес удар ему прямо в переносицу. Тони охнул и осел – совсем как типичный бандит в исполнении незабвенного Рондо Хаттона в дешевом полицейском боевике.
Кресснер был уже в дверях, когда я остановил его выстрелом поверх головы и крикнул:
– Стоять, или я уложу тебя на месте!
Он замер, а когда обернулся, на его лице уже не играла снисходительная улыбка хозяина жизни. Увидев распростертого на полу Тони с залитым кровью лицом, он окончательно растерялся.