Акционерное общество женщин
Шрифт:
– Вы меня не поняли, Екатерина Степановна. Что уголовное дело возбуждено, это ясно. Я хочу услышать, с чего все началось.
– С организации допэмиссии.
– Верно. Но про допэмиссию я еще ничего не знаю, кроме того, что в газетах пишут. Хотел бы услышать подробно про вашу компанию. С самого начала, с ее основания. Только погодите минутку, дайте мне свои скрижали и гроссбухи достать.
Катя смотрела на Германа Генриховича и не понимала, как можно за два, да хоть бы и за десять часов рассказать все, что она и ее подруги, основательницы акционерного общества женщин, сделали, прожили, изменили в себе и в обществе за четыре года работы их компании. Это же подобно сказкам Шехерезады… Полторы тысячи дней и ночей.
Она в растерянности разглядывала
Высокий и очень прямой, лет под шестьдесят, худой, но крепкого телосложения, без признаков лысины, наоборот, густая черная, как воронье крыло, шевелюра. Вульф-Бобоевич отхлебнул зеленого чая и поднял глаза на Катьку. У Катьки нервы были уже, конечно, совершенно издерганы, ее тошнило, потому что с утра преследовал какой-то рыбно-резиновый запах, а сейчас, похоже, к нему добавился и запах серы.
– А вы… Вы сами уверены, что готовы меня защищать?
– Неужели вы думаете, что я такое дело кому-нибудь другому отдам? Нет, Екатерина Степановна, я сам, только сам. У вас такой необычный случай, фантасмагория, да и только.
– Так вы же еще ничего не знаете…
– Екатерина Степановна, вы незаурядная женщина, рефлексирующий человек, масштабный управленец… Да и вообще, нельзя бросать женщину в беде, нельзя…
Катька не очень поняла смысла этой сентенции, но бегающие полохи пламени в глазах адвоката притягивали, давали надежду, что за ними кроются мысли, идеи, которые сразу, тут же сделают Катькину ситуацию понятнее и легче, что адвокат уже многое понимает в ней, знает, как помочь, что он вообще знает многое, очень многое…
– Наша компания начала работу четыре года назад, в сентябре две тысячи десятого года. Она страхует женщин от шока климакса.
– А что, климакс – это шок?
– Конечно! Любая женщина, даже самая самостоятельная, с молодости живет в неуверенности, в страхах. Свежесть утрачивается с каждым годом. Что будет, если мужчина бросит? А когда молодость совсем пройдет, что будет? Климакс – апогей неуверенности, само слово за себя говорит. Все страхи подтвердились. Но говорить об этом нельзя, это позор, хотя этот «позор» случается со ста процентами женщин. Общество молча, стыдливо, списывает женщину со счетов От этого шок, уныние, депрессия. Мы застраховали женщину от этого шока. Она получает страховку, крупную сумму, которую копила несколько лет. Финансовая независимость уже дает возможность выбора, свободы решения, как строить жизнь дальше. Но дело не только в деньгах. Как только женщина приняла решение купить страховку, она уже стала осмысливать себя по-новому. Какой позор, какой шок? Это придумало общество, в котором мужчинам от женщин нужна только внешность, свежесть, способность рожать детей… Лишается женщина этого – списываем! От этого списания женщина теперь застрахована. Ей это не страшно, у нее уже иная самооценка, за годы членства в обществе она уже познала себя. И физически она совсем в иной форме: научилась следить за собой, поддерживать фигуру, красоту, здоровье. Я, наверное, путано рассказываю?
– Пока все понятно, Екатерина Степановна. Все понятно. Это правильно, что за просвещение вы заставили женщин платить деньги. А как по-другому? По-другому не бывает.
– Герман Генрихович, не знаю, что вы имеете в виду, но по-другому и правда не бывает. Что дается бесплатно – не ценится. Как только женщина начинает платить деньги, она сразу, задолго до климакса, который мы называем «переход за грань», получает возможность заботиться о себе, любить себя, тратить деньги на здоровье и поддержание своей привлекательности. Страховка же – это уверенность, что и после перехода «за грань» эти возможности не исчезнут. В ее образе жизни мало что изменится, и климакс – что бы общество или мужчины про него ни думали – для нее не приговор. Он не означает старость, он перестает быть причиной депрессии. Всего четыре года – и в обществе все поменялось. Климакс –
– Хочу уточнить. Вы не имеете в виду, что ваша деятельность – это борьба за равноправие женщин, правильно я вас понял?
– Конечно. При чем тут равноправие? Можно подумать, что от того, что они в оранжевых жилетах шпалы укладывают, их жизнь стала хоть чем-то лучше. – Вспомнив о феминизме, Катька даже повеселела. – Удивительно, как женщины были едины, когда боролись за равноправие, да и сейчас, вся эта риторика: «гендерный подход», «гендерная политика»… К отходам женского коллективного бессознательного добавляется мутная жижа и словесный понос этих клар и роз… Ой, я даже стихами заговорила, надо же. И в этом… в этих… экскрементах… уже окончательно топят женщину. А в борьбе со временем, с унынием она как была одна, так и осталась. Никто не собирался ей помогать преодолеть свои слабости и страхи. Союзников у нее нет. А теперь есть, если хотите, масонское братство. Наши клиентки образовали особую общность. Они находят в нашей компании ответы на вопросы, как жить, когда не хочется, когда муж бросил, когда в зеркало страшно взглянуть. Им не надо скрывать, что у них приливы или нервные срывы. Что в этом стыдного? Объективная перестройка организма. Никто уже не шепчется по углам: «У бабы климакс, вот она и лезет на стенку».
– Ага, ага, очень интересно. Интересно было от вас самой это услышать… А читали ли вы случайно «Книгу о Граде женском» Кристины Пизанской?
– Пролистала… Странно, что вы про это спросили… С другой стороны, не странно. Вроде бы еще в Средние века женщины поняли, что все устройство их отношений с мужчинами неправильно, ведь эту книжку тогда читали просто взахлеб. Но ничего, кроме идеи о равноправии с мужчинами, на свет не произвели. Гора родила мышь.
– Да… Судя по вашим словам, вы вместе с вашими подругами пошли несравненно дальше.
– Это выстраданное. Мы самые обычные женщины и все сами через эти страхи и муки прошли. Может, не стоит дальше углубляться? Поговорим о том, что мы имеем на сегодня. О моей конкретной ситуации.
– Да нет уж, любезная Екатерина Степановна, позвольте уж мне самому… Позвольте обстоятельно войти в курс дела. Такие клиенты и такая серьезная компания не каждый день встречаются.
– Это вообще-то Полина…
Катька рассказала про одержимость Полины найти великую жизненную цель, про ее болезнь, которая открыла им истину. Задумалась, рассказывать ли о появлении коренастого незнакомца в шляпе в квартире Полины или о пуделе в Мерано? Решила, что это лишнее.
– Понятно, понятно. Прекрасная мысль – делать на климаксе деньги. И судя по всему, немалые. Зачем только вас в создание новой идеологии понесло?
– Да не хотели мы создавать никакой идеологии, так, обычный пиар, пропаганда наших услуг. Контентная реклама, как у любой компании. Просто в нашем случае это пропаганда нового образа жизни, отношения к себе, к мужчинам. Конечно, это и просвещение, как иначе. В нашем случае это неотделимо от раскрутки бренда.
– Да-да, конечно, конечно… Идеологию вы создали, дорогая моя, именно идеологию. Не стоит обманываться. А конкретные неприятности ваши, как я понимаю, именно тогда и начались, так ведь?
– Да нет же! Все началось с получения разрешения на дополнительную эмиссию. Мы подали заявку в ФАС, там…
– Нет-нет, это технические детали, повод. Я ищу причину. Точнее – не ищу, а пытаюсь, чтобы вы сами ее увидели так же ясно, как я. Наехали на вас, Екатерина Степановна, потому что мешать стало ваше общество.
– Кому?
– Да обществу же. Строю, власти, общественному укладу, основанному на мужских стандартах.
– Чем мы им мешаем? Если хотите, мы мужчинам помогаем ничуть не меньше, чем женщинам! Они жили с истеричками или мегерами, с озлобленными несчастными женщинами, а теперь, посмотрите!