Аки лев рыкающий
Шрифт:
Князь спрыгнул на ходу, не дожидаясь полной остановки, и погрозил пальцем.
– Вы! Вы… Кстати, а кто вы такой? Мне казалось, я знаю всех владельцев автомобилей в империи. Не так широко пока еще наше движение…
Коренастый брюнет с большой головой, меланхолично глядел на темные воды реки. Одет он был во все черное – сюртук, рубаха, расстегнутая на груди, саржевые брюки, кепи с большим козырьком. На окрик обернулся, заметил городового и сжал покрепче гаечный ключ на длинной рукояти, который держал в кулаке. Вкупе с тяжелым взглядом исподлобья, выглядело это весьма устрашающе.
– Похоже, сей господин не горит желанием раскрыть инкогнито, – г-н Мармеладов говорил спокойно, хотя мне удалось разглядеть, как побелели его пальцы на набалдашнике старой трости. – Но я уверен, что именно он ударил по голове Осипа Зденежного. И, пожалуй, смогу назвать причину, по которой он желал смерти этому человеку.
Сыщик спустился с пассажирского сиденья драндулета и подошел поближе.
– Вы тот самый доктор, у которого фельетонист весной увел жену… Матильду, если я правильно запомнил имя.
К удивленному возгласу незнакомца присоединились и мы с Пузыревым, и городовой, и, как мне показалось, даже Ийезу. Князь потянулся за папиросами, закурил и выдохнул вместе с дымом:
– Да-а-а, господин Мармеладов, реакция этого субъекта не оставляет сомнений: вы снова угадали. Очень ловко угадали, надо заметить. Но как, позвольте спросить, вы это делаете? Откуда, черт возьми, возникают ваши выводы?
– Исключительно из наблюдений, ваша светлость, – спокойно ответил сыщик. – Я говорю лишь о том, что вижу сам.
– И что же меня выдало? – голос у незнакомца был низкий и хриплый.
– Три момента. У вас на больших и указательных пальцах много мелких шрамов. Такие отметины бывают у докторов, которые лечат людям зубы. Вас часто кусают пациенты, особенно малолетние – умудряются аж до крови. По этим знакам установить профессию было нетрудно.
Г-н Мармеладов говорил без хвастовства и позерства, но от этого разоблачения не становились менее впечатляющими. Мне подобные игры разума казались волшебством. Хотя после его объяснений все оказывалось таким простым, но попробуйте повторить сей трюк самостоятельно – ничего не выйдет.
– Далее я обратил внимание на ваш костюм, – продолжал сыщик. – Одеты вы траурно, отсюда можно вывести, что еще и полгода не прошло, как вы потеряли близкого человека. Обручальное кольцо носите не на пальце, а на шее. На одной тесемке с крестиком. Так обычно поступают вдовцы, которые не могут забыть любимую жену.
– Ах вот оно что… Верно! Луиза же нам рассказала про доктора, у которого Осип увел жену! – догадался князь, что после столь явных подсказок было уже совсем не трудно. Впрочем, его восклицания никто не заметил.
– Таким образом, мы установили причину, толкнувшую вас на убийство Осипа, – припечатал г-н Мармеладов. – А орудие угадать нетрудно. Вы сжимаете эту железяку, поскольку уверены, что ею можно сбить человека с ног. Стало быть, уже проделывали подобное, и готовы замахнуться снова.
Городовой при этих словах сощурился и положил руку на эфес сабли.
– Ну-ка не балуй! – внушительно рявкнул он.
Зеваки, предчувствуя скорую драку, мигом потеряли интерес к автомобилям и выстроились вокруг нас шумливым хороводом.
Доктор
– Вы правы, – выдавил он. – Осип соблазнил мою жену и тут добавить нечего.
– Что значит – нечего добавить? – возмутился князь.
– А вам нужны подробности? Какие словесные кружева заплел этот подлец? Что обещал Тильде, уговаривая сбежать с ним? Когда он впервые поцеловал… – скрежет зубов скомкал последнюю фразу, но потом в голосе обманутого мужа появилась язвительная нота. – Простите великодушно, я ничего об этом не знаю и знать не хочу!
Г-н Щербатов отвернулся и несколько секунд изучал белоснежную колокольню с высоким шпилем.
– Вы не так поняли, – произнес он после паузы. – Скабрезные моменты нам вовсе не интересны. И если я невольно разбередил душевные раны, то именно мне следует просить у вас прощения. Однако та часть истории, где фельетонист погубил вашу супругу, должна быть озвучена.
– Иначе нам не понять всю глубину вашей боли, которая, безусловно, оправдывает нападение на велосипедиста, – добавил Пузырев, не скрывая своей симпатии к этому человеку.
– И назовите уже свое имя! – проворчал князь, весьма недовольный тем, что его перебили.
Незнакомец молча разглядывал тот же самый шпиль. Мне показалось возможным угадать его размышления: бежать некуда, да и нет желания убегать, однако стоит ли доверять свои тайны чужим людям? Опорочить память погибшей жены излишними подробностями ее адюльтера, но при том раскрыть всю низость поступков Осипа? Или унести их с собой в застенок, на каторгу, а там, глядишь, и в могилу? Наконец, решился. Снял кепи и вытер испарину со лба.
– Что ж, может вы и правы. Где же каяться, как не на людной набережной. На миру и смерть красна, – горько усмехнулся он. – Меня зовут Игнатий Петрович Терентьев. Мое имя не печатают в газетах. Я не жуир [18] , не богач и не вельможа. Оттого мы и не знакомы, князь, и никогда не имели бы шанса встретиться, кабы не это убийство. Я самый обыкновенный земский врач, и хотя свою работу делал всегда хорошо, наград не снискал. Серое пятно, пустой и ничтожный человечек. Так называла меня Тильда. Она скучала в Звенигороде, в нашем скромном доме. Ей хотелось блистать в светском обществе, выезжать в оперу, беседовать с известными поэтами, позировать модным художникам для портретов. А тут я, с вечными разговорами о гнилых зубах. Я сам виноват, господа, что жена увлеклась первым встречным пройдохой и повесой. Мне надо было пойти навстречу, переехать в Москву и завести солидную клиентуру. Открыть наш дом для богемной публики. О, Тильда с огромной радостью обустроила бы литературный салон и собирала бы каждый вечер друзей, для чтения романтических книг по ролям… Она нуждалась в этом, а я не замечал. Упертый дурень! За то и поплатился.
18
Повеса и гуляка, ищущий от жизни только удовольствий.