Аки лев рыкающий

Бабицкий Стасс

– Аппетит приходит во время еды, – пробормотал князь.

– Я пытался вернуть деньги в казенный фонд, – воскликнул г-н Гарин, уязвленный этой ремаркой. – Не всю сумму целиком, так хотя бы частями. Но не успел. Осип проведал о недостаче, хотя я держал сей факт в строжайшей тайне от всех, ближайшим друзьям и то не доверялся. Ни у кого не занял даже рубля. А негодяй…

– Забавно, – протянул сыщик. – Вы называете негодяем человека, который совершил меньшее преступление в сравнение с тем, что натворили вы. Как же прикажете назвать вас?

– Господа, вы вправе оскорблять меня самыми распоследними словами! Возражать не стану, –

полковник снова уставился в недопитый стакан, не смея поднять глаза. – Я целый год носил неподъемную тяжесть на сердце из-за казенных червонцев. И сегодня, когда рубанул саблей… Ждал, что вздохну с облегчением. Вот же она, свобода. Больше вымогатель ко мне не сунется, а я потихоньку возмещу недостачу, сохраню честное имя… Но стало еще хуже. В голове пожар, в тело немеет, словно от лютого мороза. Тошно мне, господа! Пока сидел здесь, дал себе зарок, что по прибытии в Петербург отправлюсь прямиком в штаб и доложу обо всем – и о растрате, и об убийстве. Я сделаю это, уж поверьте!

– Верю честному слову офицера, – сказал князь. – Я постараюсь употребить все столичные связи, чтобы вам вышло снисхождение. За удар саблей, разумеется. За растрату казенных денег придется отвечать по всей строгости.

Мы вышли, не попрощавшись. Уже за порогом кофейни Пузырев горестно вздохнул.

– Плакали мои денежки.

– Ты же хотел отдать автомобиль даром?

– Первый – да. Но остальные-то я планировал продать. Теперь же у военных все казенные средства профуканы, моторы закупать не на что.

– Денег жалко?

– Жалко. Но ведь и за державу обидно! Ну-как завтра война, а у нас армия по старинке, на копытной тяге… Эх, да что говорить! Одна радость осталась – пари у князя выиграть. Сто рублей на дороге не валяются.

– Ты еще можешь думать о гонке? – удивился я.

– Не понимаю, Жорж, а о чем же еще мне думать?

– Но как же расследование? Разве поймать убийцу Осипа – не та самая цель?

– Нашел о ком убиваться, – пожал плечами Иван. – По мне так все, кто приложил руку к смерти этой бесцеремонной мрази, – настоящие герои и защитники общества. Подумаешь, вырвали сорняк с грядки! Тоже мне, горе. Ты и сам говорил, что не судья и не присяжный, чтоб вердикты выносить.

– Я не судья и не присяжный. Но если мы будем оправдывать убийц и прощать такое… Мы ведь против Бога пойдем. Он ясно заповедал: не убий! Без всяких оговорок. Даже паскудника вроде Осипа нельзя, понимаешь? Иначе к чему мы скатимся? Сегодня человек по собственному желанию сорняк вырвал, а завтра – прекрасный цветок загубит. Нет, что ни говори, а убийца должен сидеть в каторге.

Я окликнул сыщика, взбирающегося в пассажирское кресло драндулета.

– А вы как считаете, господин Мармеладов?

– Полностью с вами согласен, – бесстрастно ответил тот.

VII

Городня-на-Волге.

130 верст от Москвы.

17 часов 41 минута.

До Городни оставалось верст десять, когда зарядил косохлест [17] . Начался он без традиционных предвестий – редких капель или мелкой мороси, просто как только автомобили пересекли неспешную реку Ламу и съехали с моста, на нас обрушилась

стена воды. По счастью, мы захватили в поездку зонты, – ведь в Москве с утра небо было обложено тучами, а потому в неизбежности дождя никто не сомневался, – и теперь закрывались от холодных струй, насколько это было возможно. Князь спрятался под зонтом почти целиком, подтянув ноги, оттого напоминал гриб, выросший на пассажирском сиденье. Я держал огромный черный купол над собой и над шоффером, а ливень бешено стучал по натянутой материи.

17

Дождь (устар.)

Выверты погоды весьма усложнили наше положение: уже через пять минут шоссе превратилось в сплошную лужу и колеса стали непозволительно скользить. Управлять машинами стало практически невозможно: и «Бенц», и драндулет Пузырева заносило, временами они пытались встать поперек дороги. А тут еще впереди возник крутой спуск, напоминающий водопад.

– Может лучше остановиться? – воскликнул я в отчаянии.

– Нет, скоро дорогу так зальет, что уже никто не проедет, – прокричал в ответ Николай Сергеевич. – Но вы не беспокойтесь, Жорж! Мы прорвемся через эти бурные потоки. У нас отличные шофферы!

Ийезу улыбнулся в ответ на похвалу и бесстрашно поехал дальше, его руки в белых перчатках крепко сжимали руль. Мы обогнали Ивана, взметнув колесами настоящую волну.

– Полегче! – крикнул вслед он. – Не гоните! Ах ты ж…

Изобретатель надел широкополую шляпу, чтобы не отвлекаться на дождь, однако в этот самый миг наклонился к рулю, и за шиворот пролилась вода с зонта Мармеладова.

Дождь оборвался за версту до деревни. Опять-таки, весьма странно. Не затих, постепенно иссякая, как это бывает обычно, а именно оборвался, словно кто-то резко закрутил кран, перекрывая воду. Сразу вернулась изнуряющая жара. Солнце подбросило дровишек в свою печь, мокрые зонты и одежда моментально высохли. Такие вот контрасты, господа.

Мы приехали в Городню. Главная улица здесь идет вдоль берега реки и повторяет все ее изгибы. Я бывал в этих местах неоднократно, поэтому указывал дорогу – от церкви Рождества Богородицы мы свернули влево, проехали до почтовой станции и еще чуть вперед, до трактира Савельева, единственного в этих краях с приличной едой. По случаю знойного лета, невдалеке от трактира, на крутом берегу, поставили четыре стола под навесом из жердей и соломы. Чтобы всякий путешественник имел удовольствие откушать, глядя на волжские просторы. Одно неудобство – мухи докучают. Впрочем, от этих назойливых бестий нигде не спрячешься. Что им стоит залететь в трактир через распахнутые окна? А закроешь – душно, как в аду. Потому и садятся гости все больше снаружи, на ветерке. Три стола были заняты незнакомой публикой, а за последним, самым дальним от нас, сидела г-жа Гигельдорф.

– А вот и беглянка! – воскликнул князь и сделал шаг, но тут же отвлекся, поймал за шкирку пробегавшего мимо слугу и велел принести пива.

– Четыре кружки, – он как в детской считалочке указал пальцем поочередно на себя, меня, Ивана и сыщика. Мармеладов отрицательно покачал головой. – Не желаете? Тогда три, получается.

Ийезу князь даже не посчитал, то ли из опасения ехать с нетрезвым шоффером, то ли не счел абиссинца достойным выпивать в одной компании с нами.

– Да, три. И поживее!