Аксель, Кри и Белая Маска
Шрифт:
— Но сейчас у вас, кажется, не очень много народу, — вежливо заметил Детлеф. Даже более чем вежливо, ибо под навесом, кроме семьи Реннер да хозяев, никого не было, и в доме им тоже никто ни разу так и не попался на глаза.
— Не очень, — сухо согласилась сеньора, подливая в рюмки себе и гостю. — На первом этаже — один лорд…из Англии, — добавила она на всякий случай, — а ещё несколько человек катаются на личных яхтах и скоро будут. Затишье выпадает так редко, и вам как раз повезло…
— Лорд? — с интересом спросил Детлеф, а дети сразу навострили уши. — И давно он у вас живёт?
— Ох, уже добрых полгода…Такой капризный! То ему не так, и это не нравится. Сменил целых три пансиона — в Пальма де Майорка,
— А почему он не пришёл с нами ужинать? — сгорая от любопытства, выпалила она. — Или он что-нибудь подороже ест, чем мы?
— Кри! — укоризненно сказал отец, но сеньора Мирамар только хрипло засмеялась и потрепала девочку по влажным волосам, пуская колечки прозрачного дыма из своей длиннющей сигареты.
— Отчего бы ей и не спросить? Спрашивай, спрашивай, малютка, кто же тебе расскажет о жизни, если не твой отец да я…(И Кри даже не подумала обидеться на «малютку» — она и впрямь себя ею чувствовала перед такой величественной и грозной дамой). Съешь абрикос! — торжественно предложила сеньора, словно Кри до этого не умяла их целую дюжину. — Съешь, — подбодрила она, видя, что та совсем растерялась, — и я тебе отвечу.
Кри робко взяла с блюда абрикос поменьше и положила в рот.
— Молодец! Вот так…А теперь знай: ты только что положила себе в ротик целый ужин нашего лорда. Он вообще почти не ест. Он очень болен. И как ни много у меня с ним забот, я ставлю по воскресеньям свечу за его здоровье…
Аксель недоверчиво оглядел дом, белеющий в сумерках: не такой уж маленький, но и не особенно большой. Представить себе, что в нём таятся целые «апартаменты» для лорда (особенно если вспомнить скромные комнатушки наверху, где поселили семью Реннер) было нелегко. Однако спорить с хозяйкой не приходилось, а потому все поблагодарили её за вкусный ужин и отправились спать. Ложась в постель, мальчик сонно догадался, что звук «й-э-э-эп», который он слыхал со стороны виноградного навеса, издавал не иначе как этот самый лорд, высказывая Луперсио своё британское удивление страной, где на головы туристам валятся столетние сосны. Правда, это больше походило на слэнг, а не на язык лордов. Но, с другой стороны, что знаем мы все о лордах? А может, это был не сам лорд, а его лакей — должны же у него быть лакеи…Додумать свою догадку до конца у Акселя не хватило сил.
Ночь прошла спокойно. Но едва первые лучи южного рассвета проникли в полуоткрытое окно Акселя, он проснулся. И, сонно уткнувшись носом в подушку, поймал себя на каком-то странном ритмичном похмыкивании. Он даже чуть-чуть водил кончиком носа по подушке, чтобы поймать в полусне этот приятный, всё время ускользающий от сознания ритм.
(Может, и стоило бы передать примерещившуюся Акселю мелодию нотами, но я надеюсь, что ты, читатель, как и я, не отбывал срок в музыкальной школе, и нот не знаешь. Попробуем изобрести что-нибудь поновей и получше — к примеру, нашу собственную «ХМ-ХМ-звукопись», где ускорение ритма передаётся отсутствием дефисов, заметные паузы — с помощью тире, а сверхдлинные…наверное, многоточием! Теперь представь себе невидимую, но быструю и очень умелую гитару, и у нас с тобой получится примерно вот что: «Хм-хм — хм-хм…хмхмхмхм-хмхм…хмхмхмхмхмхмхм-хмхм…хмхмхмхм-хмхм!» Но если тебе моё изобретение сложно, напой взамен любую другую приятную мелодию — это она и будет).
Окончательно проснувшись, Аксель в одних плавках выскочил из постели, зашлёпал босыми ногами к окну и осторожно, не отдёргивая
Выше упоминалось, что из акселева окна открывался вид на внутренний дворик, пока ещё погружённый в тень и прохладу. Так вот, сейчас это был уже не просто дворик — это была сцена, а ещё точнее — танцплощадка. И отплясывал на ней не кто иной, как уже известный нам Жоан — в расшитой стеклярусом безрукавке и шортах, тёмной широкополой испанской шляпе и, как ни странно, в лаковых чёрных туфлях. Видно, эти плохо разношенные туфли доставляли ему немало проблем. Вдобавок он был изрядный увалень, и это, безусловно, злило того, кто им командовал. А вот кто им командовал, Аксель разглядел не сразу — ему мешал фонтан. К тому же вниманием мальчика вначале полностью завладели его вчерашний недруг и небольшой магнитофон, стоящий у самой воды, из которого неслись звуки гитары. Правда, еле слышная музыка вряд ли могла кого-то разбудить…но, может, в комнате Акселя существовал какой-то акустический эффект, связанный с двориком, а скорей всего причиной его пробуждения был просто тревожный сон.
Итак, существо, командовавшее Жоаном, пока не приближалось к нему вплотную, а ходило там, за фонтаном, по одной линии — взад и вперёд упругой походкой. Вперёд оно почти бежало, назад — возвращалось шагом, и Жоан (Аксель только сейчас это понял) должен был зеркально копировать его движения. Но если существо двигалось легко и изящно, как выбегающая из-за театрального занавеса балерина, то неуклюжий оболтус топал вперёд, задирая коленки, словно догоняющий мяч футболист.
Наконец существо потеряло терпение, подбежало к Жоану и, казалось, было готово влепить ему оплеуху. Он даже отдёрнул в страхе голову. Но его только дёрнули за нос и гневно крикнули:
— Будешь ты стараться или нет, чёртово отродье?!
— Тихо! — прошипел он, озираясь (Аксель даже чуть отодвинулся от шторы). — Жильцы проснутся — сраму не оберёшься…
Голос у Жоана был чуть выше, чем у сеньоры Мирамар, но такой же хриплый, и чувствовалось, что говорит он нечасто.
— Конечно, не оберёшься, на тебя глядя, — фыркнула стоящая перед ним босая девочка лет одиннадцати-двенадцати, в простеньком ситцевом платье до колен. Желтовато-смуглый цвет её кожи напомнил Акселю вчерашние абрикосы. Очень тоненькая и стройная, она уверенной осанкой немного походила на Дженни, но была чуть пониже и гораздо красивее. И её более светлые, чем у Дженни, каштановые волосы не были собраны в «конский хвост», а свободно падали чуть ли не до талии. — Агапито — и тот ловчее тебя! — ехидно прибавила она.
— Ну и танцуй тогда с ним, — огрызнулся Жоан нагло-трусливым тоном, и тут же вновь опасливо дёрнулся. Девочка насмешливо подбоченилась.
— Я буду танцевать с ТОБОЙ, балбес! Каждое утро, пока ты не научишься. Понял? Начали!
— Слушай, Пепа, пошли в лес, — загундосил её кавалер, вновь озираясь, и на сей раз — именно на окно Акселя. — Тот белобрысый хвощ, что вчера приехал, — немец, а они рано встают…
(«Я — белобрысый хвощ? — подумал Аксель. — Ну погоди у меня, чёртово отродье! А вообще — что всё это значит?» И он вновь напряг слух).
— В лес? Это мы уже проходили, — отрезала Пепа. — Нет уж, голубчик, хватит!
— А…почему не на заднем дворе?
— Потому что вот там-то нас увидит кто хочешь, и туда выходят окна двух жильцов, а не одного…Ну, шевелись, будет трепаться!
«Она говорит про окна Кри и папы, — сообразил Аксель. — Правда, окно Кри — не у самого торца, но часть заднего двора оттуда видно…А почему они не боятся, что их заметит лорд? У него же, наверное, бессонница…» И он перевёл взгляд на закрытые ставни первого этажа, скрывавшие, как Аксель уже знал, красивые мозаичные стёкла. За ставнями царило мёртвое молчание.