Аксель в три с половиной оборота
Шрифт:
– А поеду! Но куда?
Кажется, творить глупости не придется. Они будут твориться сами. Или не будут?
– Есть одно интересное место… Посидим, кофе попьем, – взгляд Джеймса стал хитрым. – Или, может, что-нибудь покрепче?
– Может. Поехали. Показывай свое место, ты меня заинтриговал!
Им оказался небольшой бар в нескольких кварталах от центра, где они занимались фигурным катанием. Темное, полуподвальное помещение, обшитое деревом. Длинная деревянная стойка бара. Несколько столиков. Малолюдный зал – двое в углу и какой-то парень у дальнего конца стойки бара не в счет.
Джеймс
– Вижу по улыбке, что угодил.
– Да-а-а! Мне здесь нравится! – Элис ощутила, как напряжение соревнований отпускает ее, что хотя бы один вечер она может побыть обычной девушкой, которая с другом сидит в уютном баре.
– А раз нравится, – Джеймс выдал одну из своих фирменных улыбок, – то я буду поить тебя кофе, а ты будешь рассказывать.
Он подпер подбородок руками и уставился на нее внимательным взглядом.
– Рассказывать?
– Ага! – кивнул он головой в ответ на удивление Элис. – Обо всем. Как ты дошла до жизни такой. И особенно – что у вас такое с моим другом.
– Другом?
– Ну да, – кивнул Джеймс. – И по совместительству тренером. С Джаспером!
Элис вздрогнула и подняла на него глаза:
– Ничего у меня с ним. Кроме его дурного характера!
– Эли-и-и-и-ис! – протянул Джеймс, качая головой. – Он мне хоть и друг, но рассказывать я к нему не побегу, а тебе высказаться надо!
В его голосе звучала насмешка, но добрая. Но зачем ему это? Да и думать о Джаспере не хотелось совсем – от этого портилось настроение.
– Джеймс! – нахмурилась она.
– Что? Думаешь, я слепой? Он пытается строить из себя расчетливого тренера, ты – примерную ученицу, но это же спектакль чистой воды.
– Джеймс, пожалуйста.
Элис ощущала, что слезы подступают к глазам, а плакать при Джеймсе ну совсем не хотелось.
– Душечка! – успокаивающе проговорил он. – В том, что ты влюблена в своего тренера, нет никакого криминала.
– Я не влюблена в него! – со злостью отрезала Элис. – Любить айсберг невозможно!
Она почти плакала. Сознаваться себе в еще живущих чувствах упорно не хотелось, особенно на фоне отношений, которые между ней и Джаспером установились здесь, в Нью-Йорке.
– Джаспер? Ты его айсбергом обозвала? Да ты смеешься, дорогуша! – в голосе Джеймса вдруг послышалось настоящее удивление. – Он, скорее, огонь, чем лед…
– Джеймс, если не хочешь видеть девичий плач…
– Я не боюсь!
– Я боюсь, – Элис сдалась, и слезы прорезались в голосе. – Я Джаспера не понимаю, чем я провинилась, что он так со мной?..
Джеймс протянул руку в успокаивающем жесте и погладил сжатые пальцы Элис, лежащие на столе:
– Думаю, тем, что существуешь на свете… – задумчиво сказал он. – Ладно. Поступим по-другому. Давай, сначала расскажу я?
– А кофе тогда с меня?
Элис пыталась сменить тему, но Джеймс явно не собирался поддерживать ее в этом стремлении.
– Нет уж. Кофе, как я уже сказал, с меня. Зато потом рассказывать будешь ты. А я тебе так, прелюдию поведаю.
– Ох. Может, не надо? – осуществила последнюю робкую попытку Элис.
– Надо, дорогая. Надо.
Пальцы Джеймса опять начали гладить сжатые пальцы рук Элис, лежащие на столе, а тем временем он спокойно и размеренно начал рассказывать:
– Джаспера я знаю очень давно. Хотя он и старше меня на восемь лет, между нами всегда существовали достаточно близкие отношения. Мой отец был детским тренером по фигурному катанию. У него сначала занимался Джас, потом и я. Так мы и познакомились много лет назад. Джас очень быстро достиг успеха – его талант признавали все, вскоре он уже занимался у самых известных тренеров. Чемпион США, победитель многих этапов Гран-при – он был надеждой нашей страны на Олимпиаду в Ванкувере, но досадная травма поставила на этих надеждах крест. Джас не смог продолжать карьеру. Тогда же он расстался с женой – она была его партнершей. Скажу тебе честно, я не видел Джаспера несколько лет перед тем, как его принесло в Солт-Лейк-Сити – в наш с ним родной город. И я просто не узнал его, настолько он поменялся. Из восторженного мальчика, вдохновенно любящего фигурное катание, улыбчивого, безумно обаятельного он превратился во взрослого мужчину. По-прежнему обаятельного, но обаяние стало каким-то… недобрым, что ли. Темным. Я знаю, женщинам нередко такое нравится, но я-то помнил совсем другого Джаса!
Рассказ явно был слишком личным, и Элис сделала последнюю попытку прервать монолог:
– Джеймс, стой. Зачем ты мне это все рассказываешь?
– Слушай! – приложил он палец к ее губам, прекращая дальнейшие возражения. – Тайн я тебе никаких не выдам. А если и выдам – на пользу.
– М-м-м…
– Пей кофе и слушай, – Джеймс сделал небольшую паузу, как будто подбирая слова, и заговорил вновь: – Так вот. Приехал он тогда и сказал, что с одним из своих тренеров будет работать в школе фигурного катания в Сиэтле. Я пытался его как-то расшевелить, узнать, что его сделало таким, но он молчал и лишь смотрел на меня ледяным взглядом – думаю, ты знаешь, о каком взгляде я говорю?
Джеймс вопросительно поднял бровь. Элис поежилась. Еще бы она не знала! Кивнув, он продолжил:
– Именно. В общем, ничего у меня не получилось, он уехал. И не было его дома года два, наверное. В Сиэтле у него всё шло на лад, но мы не виделись, лишь иногда перезванивались. Потом он приехал на свадьбу сестры. В тот вечер он напился, и я многое узнал. В основном рассказанное им тогда уже абсолютно не важно. Но в числе прочих вещей он мне и Розали поведал о молоденькой фигуристке, с которой занимался на тот момент в Сиэтле. С чудесными карими глазами, открытой душой, верой в мечту и необыкновенными способностями к фигурному катанию. И тогда мне показалось, что карие глаза его интересуют несколько больше, чем способности к спорту.
Элис слушала, замерев и практически не дыша. Теперь она понимала, что Джеймс был знаком совсем с другим Джаспером: открытым, улыбчивым, мечтательным, любящим семью. Оставался вопрос о том, каков настоящий Джаспер? Слова же о кареглазой фигуристке заинтересовали ее больше, чем какие-либо слова до того.
– Да… – задумчиво произнес Джеймс. – Девушка в самом деле произвела на него впечатление. Мы с его сестрой уж понадеялись, что в его жизни что-то изменится – ну не нравился нам его образ жизни на тот момент! В подробности, прости уж, вдаваться не буду.