Актриса

Минчин Александр

— У вас прекрасный язык, причем не британское произношение, что большая редкость. Для этих мест.

— Я ведь много лет работал в Институте Америки и сюда, так сказать, попал случайно.

— Разве такое возможно? Я до сих пор не могу поверить, что сижу в этом знаменитом издательстве…

— Это быстро пройдет. Я вот мечтаю вырваться отсюда — на отдых. Но… каждый день новые заботы. Поверьте мне, вы счастливый человек, что не имеете отношения к издательскому делу. Надеюсь, вы

не пишете ничего.

— Господин Дор…

— Никаких «господинов», зовите меня Джорджем.

— Мне очень нравится это имя. Помните, как начинается пьеса «Кто боится тигра?»?

— «Джордж, откуда это: „Ну и болото!?“»

— Конечно, это моя любимая пьеса.

Где-то подспудно я почувствовал «родную душу». Он был очень изящным, быстро схватывающим, придворным собеседником. Живо реагирующим и моментально кроющим любую карту-слово своим словом-козырем.

— Как вам наша столица, вы здесь первый раз?

— Нет, я здесь родился.

Он с удивлением вскинул глаза на меня:

— Когда же вы эмигрировали?

— Тринадцать лет назад.

— Я надеюсь, с семьей?

— Один.

— Бог мой, да вы герой! Так молодо выглядите. Вы смелый человек, Алеша, Знали хорошо язык?

— Ни одного слова.

— Вы меня восхищаете. Я думал, вы урожденный американец.

— Наверное, удивлю, даже азбуки не раскрыл, набрался среди людей, до сих пор мечтаю открыть «грамматику». Правда, первый год спал со словарем.

— Иногда это лучше, чем с женщиной. Вы женаты? — засмеялся он.

— Был.

Он взглянул на часы.

Все, оборвалось у меня внутри, аудиенция закончена.

— В пять часов у меня прием с англичанами, впрочем, подождут, мне интересно с вами беседовать.

Он нажал клавишу селектора:

— Танюша, принесите нам чайку. Ну, там конфеты, печенье. А то наш американский гость подумает, что у нас есть нечего.

«Через минуту будет подано», — услышал я смеющийся голос. «Интересно, когда он с ней спит», — подумал я.

— Милая девушка.

— Очень. Они у меня все милые, — голосом богатого купца сказал он. — Вы еще других не видели.

Я внимательно смотрел, изучая его лицо. Приятное аристократическое лицо.

— Но как говорит хирург в романе Александра Великого: «Где живешь, там не с…ь».

Цитату он произнес на языке оригинала. Раздался тихий стук.

— Входи, чего стучать, я ведь не с женщиной.

Дверь открылась, и следом появилась девушка с узорным подносом в руках.

— Впрочем, мужчина из-за границы — у них там всякое принято. — Мы рассмеялись. Нравоучительный тон, которым это было сказано, рассмешил.

— Вам покрепче или послабее? — спросил издатель.

— Не крепкий, — сказал

гость, памятуя резь в канале.

Таня стала наливать чай. Он открыл изящную коробку конфет. В хрустальной вазочке были печенье и сушки.

— Угощайтесь.

Повеяло уютом, теплом, защищенностью. Издатель взял шоколадную конфету и отхлебнул горячий чай. «Мужчина с шоколадной конфетой».

Закончив сервировать, секретарша бесшумно вышла.

— Неужели вы не боялись эмигрировать один, да еще не зная языка?

— Я думал, там — золотые горы и брильянтовые улицы. И, только приехав туда, осознал, что нужно работать.

— Голодали?

— Первые восемь лет. Откуда вы знаете?

— Гордый человек не унизится, не попросит. А кем сейчас работаете, если не секрет?

— В финансовой компании.

Я был удивлен, что его интересовала моя заурядная жизнь.

— Для меня вы — герой, Алеша. Просто восхищаете. Это подвиг то, что вы сделали. По-моему, вы не понимаете, что такое выжить, и, судя по вашему костюму, вам это удалось, абсолютно в другой цивилизации, совершенно иной системе, культуре, даже не зная языка!

— И другие это делали…

— Да, но не столь безрассудно. Я часто думал, решился бы? Я проехал Америку вдоль и поперек, изучал язык с пятнадцати лет. Куча друзей, знаю всех ведущих писателей США и издаю их, но, сколько ни думал, никогда бы не решился. Пейте чай! Вы просто смелый человек. Не то слово смелый, вы отважный. Я еще не встречал таких! Это, как если выбросят на льдину, вечная мерзлота, и вам нужно выжить, голому, в одиночку, одному. И вы это сделали, не понимая, какой подвиг совершили.

Я только поразился его интуиции и ощущению той, другой жизни. «Другая жизнь» — хорошее название, хотя клишированное.

Раздался хрип селектора:

— Господин Доркипанидзе, ваша машина внизу.

— Пусть ждет, у меня разговор интересный.

— Я вижу, вы что-то хотите спросить?

— Господин…

— Алеша!

— Джо-ордж, — произнес я точно таким тоном, как Марта в пьесе. Мы одновременно рассмеялись.

— Вы еще и актер?!

— Неудавшийся.

— А чем доставляете приятное душе?

— Я написал несколько романов…

— Еще один писатель — Сирин! — воскликнул он.

Я достал из пакета книги. Разложив их на столе, он рассматривал обложки.

— Это всё ваши псевдонимы?

— Да.

— Из-за родителей?

Я кивнул. Меня поражала быстрота его мысли. И реакция.

— Ну что ж, почитаем, — без интереса сказал он.

— Я не успел забрать машинопись нового романа, неопубликованного.

— Как называется?