Актуальные проблемы Европы №1 / 2013

Коллектив авторов

Таким образом, Австрийская школа не последнюю роль сыграла в процессе расчистки западного интеллектуального пространства от кейнсианства и наступлению эпохи монетаризма, а также демонтажа суверенного государства 5 .

Необходимо добавить о монетаризме. Австрийцев, в общем-то, можно считать монетаристами в широком смысле слова, например, в теории инфляции. Они полагают, что инфляция может быть только монетарной. Здесь они не оригинальны, а всего лишь повторяют тезисы Д. Юма. Австрийцы считают, что кризисы происходят из-за неправильного использования денег, т.е. попросту говоря – из-за инфляционной накачки экономики. Однако рынок, будучи рациональным по своей сути, все регулирует, и рецессия необходимо сменяется подъемом. Даже расхождение между Австрийской и Чикагской школами

о месте экономики в обществе не кажется в этой ситуации столь радикальным. Австрийцы исходят из того, что экономика составляет лишь часть жизни общества, поэтому необходимо изучать и учитывать другие факторы (политические, социальные, демографические и пр.). Монетаристы проповедуют тотальный экономизм, проецируя экономические модели на другие сфера человеческой жизни. Однако если вспомнить, что идеалом австрийцев становится предприниматель, то понятно, что в их теоретической модели влияние экономических образцов на остальные стороны жизни общества в условиях невмешательства государства тотально (вспомним сколковскую инновационно-коммерческую инициативу).

5

Смещение Р. Никсона можно считать первой «оранжевой революцией» и стартом глобализационного проекта.

Конечно, монетаризм как явление экономической мысли в большей степени соответствует современному этапу развития капитализма, который определяется доминированием финансового сектора. Монетаризм сыграл частично позитивную роль в конце 80-х – начале 90-х годов ХХ в., когда на Западе был взят курс на кредитное стимулирование конечного спроса. Однако этот процесс сопровождался усилением роли финансовых институтов и раскруткой глобализации, включающей в себя деиндустриализацию западного мира, ослабление национальных государств и демократических институтов.

Общая оценка названного периода как успешного для Запада связана преимущественно с распадом социалистического содружества. Главный конкурент капиталистической системы – Советский Союз не смог справиться с кризисом конца 80-х годов и при почти полной поддержке партийного руководства был демонтирован. Западу это позволило, во-первых, расширить капиталистический рынок сбыта, во-вторых, уменьшить издержки путем доступа к некогда закрытым природным ресурсам, инновационным технологиям, высококвалифицированным кадрам.

Сегодня мы вполне понимаем, что крах СССР был не только геополитической катастрофой для России, но и источником мирового цивилизационного регресса. И здесь уместно привести в пример экономические идеи воспитанника Австрийской школы (в лице Ф. Визера и Е. Бём-Баверка) Й. Шумпетера, который полагал, что развитие рыночной экономики не может происходить без известной доли инноваций. Он считал, что в условиях совершенной конкуренции, где цены товаров совпадают с предельными издержками на их производство и прибыль равняется нулю, единственная возможность развития заключается в инновационной активности тех, кого Шумпетер называет предпринимателями. Последние создают новые комбинации вещей и сил, имеющихся в нашем распоряжении.

Для поддержки инноваций нужны средства. Эти средства не могут быть изъяты из естественного кругооборота (при нулевой прибыли), поскольку они создаются через механизм инфляции – кредитование. Таким образом, в самой по себе инновационной деятельности нужны и кредит, и предпринимательская мотивация хозяйствующего субъекта (например, радость творчества или воля к победе).

Концептуальные построения Шумпетера только отчасти продолжают усилия Австрийской школы по описанию базовых процессов капиталистической экономики. Шумпетер, в отличие от остальных австрийцев, локомотивом инновационной экономики делает не деньги, а конечные потребности людей. В этом состоит смысл его версии концепции устойчивого экономического равновесия, где производство всегда примерно соответствует потреблению, а творческие усилия людей, в данном случае предпринимателей, которые на свой страх и риск реализуют новые идеи и стимулируют развитие, а не обогащение, являются источником развития. Основные кризисные явления, циклические по своему характеру, происходят, как полагает Шумпетер, вследствие перепроизводства новых (инновационных) товаров и услуг, которые резко снижают цену на рынке и ведут к временной депрессии (сегодня чаще используется термин рецессия). Депрессия

помогает стабилизировать рынок и оздоровить экономику. «…Депрессия, – пишет Шумпетер, – осуществляет то, что обещал подъем. <…> поток благ стал более обильным, частично реорганизовано производство, снижены издержки производства, и то, что вначале выступало в виде предпринимательской прибыли, в конечном счете увеличивает устойчивые реальные доходы» (19). Таким образом, депрессия должна, как мы видим, не только вести к экономическому выравниванию спроса и потребления, но и перераспределению общественного богатства через механизм дефляции (падение цен на товары), а значит, к всеобщему обогащению.

Однако механизм кризисов не столь прозрачен, и в эпоху монополистического капитализма с его феноменом монопольно высоких цен и картельных сговоров дефляционный механизм объективно ослаблен. Именно поэтому на его место должен прийти более эффективный и рациональный способ хозяйствования – социализм.

В 40-е годы Шумпетер начинает все больше внимание уделять социализму, чем окончательно порывает с австрийством. Особое значение приобретает его книга «Капитализм, социализм и демократия» (1942), где демонстрируются значительные преимущества социалистической плановой экономики (по крайней мере в отраслях, производящих средства производства) перед капиталистической в вопросах рациональности производства и оптимизации его процессов (20). Теория Шумпетера как конкурирующая исследовательская программа выглядит сегодня привлекательней, чем либеральные идеи его предшественников.

Таким образом, современный идейный крах Австрийской и Чикагской школ показывает, что чисто рыночная модель инновационной экономики сегодня принципиально невозможна: на инновационную деятельность попросту нет денег. Но даже если такие средства появятся, любая попытка ее восстановления неминуемо обречена на неудачу в условиях ограниченных возможностей рынка, т.е. конечного спроса на товары и услуги. Таким образом, перед нами снова с необходимостью вырастает неизбежность плановой экономики или, по крайней мере, экономики прогноза и регулирования.

Конец эры капитализма: крах или демонтаж?

Если позитивизм связывает свое будущее с буржуазным обществом и капиталистической экономикой, то его исторический оппонент марксизм, напротив, предсказал полное и окончательное поражение капитализма. Еще несколько лет назад тезис о крахе капитализма мог казаться чудовищным заблуждением марксистских мыслителей, особенно на фоне крушения Советского Союза. Однако сегодня учение о неизбежном крахе капитализма вновь обретает актуальность, тем более что поражение официального советского марксизма, построенного на догматизированных суждениях В.И. Ленина, открыло дорогу работам других марксистов, прежде всего оппонентов вождя русской революции.

В контексте этой статьи нас больше всего интересуют идеи Розы Люксембург, высказанные ею в книге «Накопление капитала». Первая позиция, которая здесь важна, – это критика Р. Люксембург абстрактной теории расширенного производства Маркса.

Р. Люксембург исходит из того, что абстрагирование Маркса при анализе расширенного воспроизводства от различных докапиталистических формаций является «бескровной теоретической фикцией». «Капиталистическое накопление как исторический процесс с первого до последнего дня развивается в среде различных докапиталистических формаций, в постоянной политической борьбе и непрерывном экономическом взаимодействии с ними» (7). С точки зрения Р. Люксембург, капитализм подготавливает свою гибель, во-первых, вытеснением всех некапиталистических форм хозяйствования, что ставит естественные пределы его росту, а во-вторых, усилением борьбы рабочего класса.

Р. Люксембург, на наш взгляд, была совершенно права (за что кстати и подвергалась нападкам со стороны ленинцев) в вопросе об объективных причинах гибели капитализма – невозможности дальнейшего его расширения за счет некапиталистической периферии. Сегодня капитализм переживает именно такое состояние, а значит – неминуемо должен будет погибнуть.

Несколько лет назад в книге «Границы рынка глобальных компаний» А.К. Субботин показал, что современный глобальный бизнес ведет самоубийственную игру, провоцируя гиперконкуренцию в границах собственных рынков. Тогда А.К. Субботин предложил расширение рынка за счет создания платежеспособного спроса в развивающихся регионах мира (концепция второго золотого миллиарда) (16).