Аквамарин (часть 2): по моим правилам
Шрифт:
Лив с болью кивнула, рыдая в голос.
– Хорошо… - она вновь посмотрела на маму. – Мама… мамочка… я так сильно люблю тебя! И мне очень тебя не хватает… Дождись меня здесь, пожалуйста, пожалуйста, я смогу жить, только зная, что когда-нибудь вновь увижу тебя и, наконец, обниму…
Мама выдохнула, утирая слезы, и улыбнулась:
– Конечно, милая. Я буду ждать тебя столько, сколько потребуется… А когда придет время, мы воссоединимся здесь, по эту сторону. Не тоскуй, дочка. Здесь нет одиночества. Мы чувствуем себя свободно и счастливо. Береги себя, милая. И больше так не делай, хорошо? – наставительно проговорила
Лив хотела кричать и кричать, что ей мало этого свидания, мало, катастрофически мало для того, чтобы утолить печаль, но душой она понимала, что так нужно. Джесс тоже встала.
– Ну, пока, сестренка. Жаль, что у нас было так мало времени и мы не смогли стать большой и дружной семьей… Я тоже люблю тебя, Лив, и ты ни в чем не виновата, слышишь? – серьезно проговорила она. В этот момент сила, тянущая Лив к воротам, увеличилась, и девушка ощутила, как ее тело отдаляется от дома родителей… А значит, от мамы… и от Джесси…
– Я тоже люблю тебя, Джесси! – крикнула она, протягивая к ней руки и улетая, улетая… Вспышка! Она вдруг вспомнила…
– Джесс!! – крикнула она, отчаянно пытаясь затормозиться хоть на секундочку, но, видимо, у судьбы были немного другие планы на нее. Джессика почти скрылась в дверях дома, но снова удивленно выглянула. – Джесс!! Что за секрет?? Что у тебя был за…
Она не договорила. Скорость увеличилась, и последнее, что увидела Лив перед тем, как провалиться в небытие, удивленные и горькие, очень горькие голубые глаза ее трагически погибшей сестры…
Глава 28
Ощущение, будто на теле сверху уложили парочку слонов или бегемотов, и они с удовольствием устроились, лишая возможности двигаться и пригвождая к кровати своей тяжестью.
Второе ощущение – жарко. Воздух будто раскален, а вдохнуть поглубже мешают бегемоты… И еще чувство, будто кто-то пробурил скважину в правой половине груди, отзывающееся болью при каждой попытке глотнуть кислорода…
Лив не шевелилась. Практически не дышала. Сознание медленно возвращалось, привнеся с собой духовой оркестр в голове, разрывающий мозги своей высокочастотной игрой, барабанную дробь сердца и боль, боль, боль…
По характерному пиканью с левой стороны от себя, девушка догадалась, что находится в больничной палате… скорее всего, у Калеба… Ах, да. Она выстрелила в себя и, кажется, попала в легкое… Джонни… Он что-то говорил ей, что-то о любви, чертовски приятное и нужное ей… И плакал?.. Да, вроде того… А потом она видела маму… и Джесси… странный, но такой восхитительный сон!.. Как будто сбылась ее сокровенная мечта… Мечта всей жизни… Услышать ее голос, увидеть ее лицо… Только обнять нельзя было, почему-то…
– Ты же понимаешь, почему она сделала это? – вдруг проговорил обеспокоенный, но все такой же брутальный и притягательный голос рядом с ней. Лив вздрогнула внутри себя: Макс. Ее сердце живо откликнулось, но она решила пока не показывать ему, что проснулась – ей хотелось послушать, о чем он будет говорить, а главное – с кем.
– Ты ошибаешься. – жестко и устало проговорил другой голос… Лив чуть не умерла от радости: Джонни! Джонни! Эти нотки… Этот тембр… Все внутри нее посветлело, даже боль как будто отошла на второй
Макс, кажется, рассердился. Его голос зазвучал раздраженно и импульсивно.
– Ты прикидываешься, Джонни?! Лив умна, она бы придумала тысячу других способов, как обойти этого подонка, но она… она, черт тебя дери, стреляла в себя! И ты думаешь, что это никак не связано с вашим разрывом??? Ты не видел ее после того, как бросил! Она думала, что потеряла смысл жизни, она же и говорила тебе об этом в машине, ты помнишь?? Или тебе показалось, что она имела ввиду то, что у повара Эндрю из «Аквамарина» закончились дрожжи для выпечки ее любимых десертов? – съязвил Макс, и Лив захотелось улыбнуться, но она удержалась. – Как ни крути, придурок, но убить себя она хотела из-за вашего разрыва. – он помолчал, и Джонни тоже был тих. Затем снова послышался голос Макса, только какой-то тяжелый, наполненный горечью и собственной болью:
– Она любит тебя, Джонни. Не будь идиотом, вернись к ней. Она не сможет пережить одиночество снова…
– У нее есть ты. – гневно проговорил Джонни. – Она никогда не будет одинока… И ты, кажется, любишь ее?
Макс вздохнул и все также тяжело ответил:
– Люблю, конечно… Но она не хочет меня. – с горечью и безнадежным отчаянием проговорил Макс, и сердце Лив отозвалось болью и чувством вины. – Ей нужен ты.
– Ты не можешь знать этого наверняка. – так же тяжело ответил Джонни с болью в голосе. – У нее есть к тебе чувства.
– Да черт бы тебя побрал! – гневно воскликнул в сердцах Макс, и Лив, которой до боли страшно было слушать этот нелегкий диалог, с трудом вдохнула и тихо проговорила:
– Проклятье. Если я слышу этот разговор, значит я все еще жива… Что за чертова невезуха? Это все Калеб… И кто ему дал разрешение вечно вытаскивать меня с того света?.. Я с ним разберусь… - она с огромным внутренним усилием преодолела дикую слабость и открыла глаза: больничная палата была погружена в полумрак, светила только лампа прямо над ее кроватью.
С левой стороны, на скамейке сидел Макс, все такой же мужественный, красивый и привлекательный в черной обтягивающей футболке, синем пиджаке, черных брюках и туфлях. Он тяжело облокотился локтями на колени и выглядел нервно и устало… Но когда Лив встретилась взглядом с его синими, ожившими глазами, вмиг засиявшими радостью и облегчением, его лицо озарила улыбка.
Джонни сидел на другой скамейке у противоположной стены, устало облокотившись о стенку комнаты. Лив не могла насмотреться на него… Ей казалось, что он идеален… прекрасен… сияет… На нем был черный дорогой костюм и белая рубашка, расстегнутая на верхние пуговицы… Лив медленно оглядела каждую пуговицу на его груди, каждую складку на засученных до локтей рукавах пиджака и лицо… Его лицо… Оно было красивым, совсем не таким, как у других мужчин… Девушка медленно и жадно, истосковавшись по нему за все эти сложные и мучительные дни, смотрела на его темные брови, правильный нос, такие родные и любимые губы и… глаза… Зеленые, сияющие, живые… В них не было того привычного тепла и задорного, игривого огонька, а только тревога и усталая боль… Он будто излучал ее, Лив чувствовала его состояние, она страдала, и он… он тоже… И пока не мог ей поверить…