Аль-Каида
Шрифт:
Двенадцатилетний Хамза, единственный сын от любимой жены, также читал поэму на свадьбе. У него были длинные черные ресницы и худое лицо, как у отца. Он носил белый тюрбан и камуфляж. «Какое преступление мы совершили, что были вынуждены оставить нашу страну? — вопрошал он торжественно. — Мы будем вечно сражаться с кафирами».
«Аллах акбар!» — закричали люди в ответ. Тогда он начал читать нараспев:
Наши люди восстали, наши люди восстали. Мы не хотим снова вернуться в наше отечество. Мы не смоем позора иначе, чем кровью и огнем. Вперед! Вперед!После
«Ешьте, ешьте, — кричал он гостям, которые чистили апельсины для юного жениха. — У них впереди долгая ночь». Люди отметили, насколько улыбка сына похожа на отцовскую. Они танцевали и пели много песен, воодушевляя юношу одобрительными возгласами. Затем посадили жениха в автомобиль, который отвез его в семейные покои на первую брачную ночь.
Через несколько месяцев после инаугурации Джорджа Буша Дик Кларк встретился с Кондолизой Райс, советником по национальной безопасности администрации Буша, и попросил ее сместить его с этой должности. В тот момент новая команда только вступала во власть, и становилось понятно, что борьба с терроризмом не является для нее приоритетной. Когда Кларк в январе впервые доложил об угрозе, которую представляет бен Ладен и его организация для Соединенных Штатов, Райс дала ему понять, что вообще ничего не слышала об «Аль-Каиде». Она несколько обескуражила Кларка, показав, что координатор по борьбе с терроризмом должен вести себя как помощник, а не как главное лицо. Кларк сделал акцент на стратегию поддержки Ахмада Шаха Масуда и Северного Альянса в борьбе против «Талибана» и «Аль-Каиды», но Райс сказала, что администрации нужна более широкая стратегия, которая могла бы привлечь на свою сторону некоторых противников «Талибана» из числа пуштунов. Но планирование растянулось на несколько месяцев, без каких-либо сдвигов. «Может быть, ей нужно что-либо менее навязчивое», — размышлял Кларк, но его ирония была напрасной. Райс и ее заместитель Стивен Хэд попросили его остаться на посту до октября. За это время он должен был найти «кого-нибудь подходящего» себе на замену.
«Есть только один человек, который может подойти на эту должность», — сказал Кларк.
О’Нейл рассматривал работу Кларка как самое желанное место для себя. Предложение пришло как раз в тот момент, когда он был разочарован странной реакцией правительства на терроризм и беспокоился о собственном будущем. Он всегда вынашивал две мечты: стать заместителем директора ФБР в Вашингтоне или стать во главе нью-йоркского управления. Фри уходил в отставку в июне, поэтому на самом верху освобождались вакансии; но расследование инцидента с пропажей портфеля серьезно подорвало его шансы. Как новый национальный антитеррористический глава он мог бы реабилитировать себя лично. Кроме того, он надеялся, что таким образом сможет управлять не только ФБР, но и ЦРУ.
С другой стороны, эта должность не сулила финансового благополучия: в Белом доме платили столько же, сколько и в ФБР. Но расследование Министерства юстиции нанесло сокрушительный удар. В дополнение к прежним долгам он теперь был еще должен своему адвокату восемьдесят тысяч долларов, больше, чем он приносил домой в год.
Все лето Кларк вел переговоры с О’Нейлом, который никак не мог принять решение. Джон обсуждал предложение с друзьями, но тревожился, когда думал о том, какова будет реакция на это штаб-квартиры ФБР. Он позвонил Кларку в приступе беспокойства и сказал, что люди в ЦРУ знают, что он обдумывает это предложение. «Скажите им, что это неправда», — попросил он Дика. Джон был уверен, что если об этом уже знают в ЦРУ, то рано или поздно узнают в ФБР. Кларк с готовностью позвонил одному из своих друзей в ЦРУ и сказал, что в этот момент действительно рассматривает претендентов на замещение
Деньги были главной проблемой, но О’Нейл — будучи ветераном службы в ФБР — также понимал злобу, с какой властные люди в Вашингтоне встретили бы новость о его новом назначении. Предложение Кларка было заманчивым, но сулило неприятности.
На протяжении нескольких лет Завахири вел затяжную борьбу с некоторыми людьми в «Аль-Джихаде», которым не нравились его отношения с бен Ладеном. Он с презрением относился к тем членам «Аль-Джихада», которые обвиняли его в том, что он отсиживался в Европе. Они называли его «горячим революционным борцом, ставшим холодным как лед после жизни в спокойствии и роскоши». Все больше его бывших союзников, разочарованных и деморализованных годами изгнания, становились сторонниками инициативы исламистских лидеров, находящихся в заключении в Египте и предложивших одностороннее прекращение огня. Другим соратникам надоело жить в примитивных условиях Афганистана. Поэтому как организация «Аль-Джихад» уже фактически распалась, Завахири отвергал даже мысль о переговорах с египетским режимом или Западом.
В один из трагических моментов Завахири сложил с себя обязанности эмира «Аль-Джихада», но без него организация просто поплыла по течению. Несколько месяцев спустя его преемник также оставил свой пост, и Завахири был вынужден вернуться. Согласно показаниям по делу албанской ячейки, около сорока членов организации находились вне территории Египта, а внутри страны движение было вырвано с корнем. «Аль-Джихад» умер, вместе с мечтой, вдохновлявшей Завахири с юношеских времен. Египет был потерян навсегда.
Конец наступил в июне 2001 года, когда «Аль-Каида» окончательно поглотила «Аль-Джихад», создав формально новую организацию под названием «Каида Аль-Джихад». Это название отражало тот факт, что египтяне все еще составляли внутреннюю группу; среди девяти членов руководящего совета неегиптян было только трое. Но все-таки эта организация принадлежала бен Ладену, а не Завахири.
Естественно, что доминирование египтян вызывало недовольство, особенно среди саудитов. Бен Ладен пытался ослабить напряженность, объяснив, что вынужден содержать так много египтян, потому что им некуда деваться, они не могут вернуться домой без риска быть арестованными. Они, как и он, были людьми без отечества.
Бен Ладен обратился к Завахири и египтянам с особым заданием. Он поручил им убить Ахмада Шаха Масуда. Командир Северного Альянса представлял единственную значимую силу, которая препятствовала «Талибану» установить полное господство в Афганистане. Худой и экстравагантный Масуд был талантливым тактиком и мог соревноваться с «Талибаном» в жестокости. Теперь, когда «Талибан» и «Аль-Каида» стали союзниками, Дик Кларк и другие видели в Масуде последний шанс решить проблему бен Ладена руками самих афганцев.
Масуд был энергичным партнером. Он сам стал ревностным исламистом, его жена носила паранджу, а его войска неоднократно устраивали самую настоящую резню. Как и его соперники, он, вероятно, тоже содержал свое воинство за счет торговли опиумом. Масуд говорил на рудиментарном французском, который изучал в высшей школе в Кабуле, и был известен своей любовью к персидской поэзии, благодаря чему виделся цивилизованной альтернативой клерикальному режиму. В феврале вандалы из «Талибана» разгромили кабульский музей и принялись разрушать художественное наследие по всей стране: в марте они с помощью танков и управляемых ракет разрушили две колоссальные статуи Будды в провинции Бамиан, которые наблюдали за Шелковым путем на протяжении пятнадцати веков. На фоне падения репутации «Талибана» в глазах мировой общественности Масуд смотрелся весьма выгодно.