Алатырь-камень
Шрифт:
А потом пришел час похорон.
Их было трое – ведьмак, юный помощник Всеведа Радомир, и он сам – но не царь всея Руси, а просто человек, внезапно узнавший о смерти одного из своих лучших друзей.
Маньяк покосился на небо, стремительно чернеющее от наползающих туч, и присвистнул, обращаясь к Константину:
– Ох и ночка ждет нас с тобой.
Сочувственно поглядывая в сторону Радомира, продолжавшего сидеть возле тела Всеведа, Константин спросил:
– А чего делать-то надо? Ты хоть подскажи.
Ведьмак недоуменно
– Ты и в самом деле не ведаешь, или шутки шуткуешь?
Константин виновато пожал плечами:
– Да откуда же мне знать-то.
– Однако достался мне напарничек, – хмыкнул Маньяк и пояснил: – Деревья для погребального костра ломать надо. Видишь, – кивнул он на мрачнеющее небо. – Перун уже брови хмурить начал, торопит нас.
– А чем ломать-то? – с недоумением спросил Константин. – Ни пилы, ни топора, а они вон какие здоровые.
– А руки с плечами на что? – пожал плечами Маньяк.
Константин посмотрел на него как на сумасшедшего, но тот, не обращая на него внимания, дошел до ближайшего дуба-великана, уперся в ствол руками и принялся энергично толкать его в сторону поляны, намеченной для костра. Дуб не поддавался. Тогда ведьмак, еще крепче упершись ногами в землю, навалился на дерево всем телом.
Прошла секунда, другая, третья, и вдруг раздался ужасный треск. Огромные корни, иные толщиной с туловище взрослого человека, с неохотным кряхтеньем медленно вылезали из земли, а сам дуб все сильнее клонился набок, пока не рухнул окончательно, заняв добрую половину свободного места на поляне.
– Теперь ты давай, – кивнул Маньяк на соседнее дерево.
– Что… давай? – вновь не понял Константин.
– Что-что! Дуб ломай! Чтокает он тут! – рассердился от такой бестолковости ведьмак.
– Думаешь, у меня получится? – неуверенно произнес Константин, в голове которого до сих пор не укладывалось только что увиденное, но, напоровшись взглядом на суровое лицо Маньяка, поправился: – Я, конечно, попробую, но…
– Давай-давай, не болтай попусту, – поторопил тот.
Константин подошел к дереву, которое, если представить невероятное, то есть его падение, должно было лечь чуть наискось на уже поваленное, сплюнул с досады, но все-таки честно скопировал все недавние движения ведьмака. Случилось то, чего он и ожидал изначально, – дуб даже не шелохнулся.
Константин уперся руками в шершавую серую кору, поднажал со всей силы, но эффект оставался нулевым. Он повернулся к Маньяку, стоящему поодаль со скрещенными на груди руками, и виновато пожал плечами:
– Я же говорил…
– Значит, веры в тебе не было, – рассудительно заметил тот. – А без веры и куст из земли не вытащишь. Ты с верой давай, – подсказал он, но сам не сделал ни единого шага, чтобы прийти на помощь.
«Вот, блин, и тут веру подавай!» – возмутился Константин, но все равно послушно повернулся к дереву и уперся в него еще раз.
– А вера? – скептически напомнил Маньяк.
– Да
– Ну и удружил Всевед с напарничком, – вздохнул тот.
– Не возмочь ему. Дозволь, я второе надломлю, – подошел к Маньяку Радомир. – А то солнце уже совсем низко. Не успеваем. А он пусть третье попробует, то, что поменьше.
Глаза юноши были сухи, а голос безучастен, да и шел он как сомнамбула, даже не обратив внимания, позволили ему или нет, – настолько был уверен в том, что разрешат. Подойдя к дубу, Радомир изо всех сил уперся в ствол руками, навалился…
Ироничная улыбка тут же сползла с лица Константина. Дуб поддался. Радомиру не пришлось даже, подобно Маньяку, упираться в него плечом. Великан будто ждал, когда же к нему подойдет настоящий мужчина, уверенный в своих силах. Тяжко застонала земля, когда ствол рухнул на землю, и остальные деревянные стражи поляны робко дрогнули, ожидая, что сейчас наступит черед кого-то из них.
– М-да, – промычал Маньяк, скептически глядя на Константина, и заметил вполголоса, словно размышлял вслух: – Дерев надобно три. Нас тоже трое. Каждый должен был внести свой вклад. А как теперь быть, коли один столь немощен? Мне же вдугорядь валить Перун не дозволит, да и Радомиру тоже. Или дозволит? Ты как мыслишь, Радомир?
Парень пожал плечами и неуверенно произнес:
– Может, Всеведа на два древа возложить?
– Да ты что! – возмутился ведьмак. – Такого великого волхва на два?! Да ему, если так помыслить, и трех мало! Перун за это нас тобой по головке не погладит, а если погладит, так только молотом. И мало не покажется. – Повернувшись к Константину, он почти просительно произнес: – Попробуй еще разок, а?
– Да не сдюжит он, дядька Маньяк, – сочувственно покосился Радомир. – Давай лучше я. Чай, хранитель. Глядишь, и дозволит Перун.
Он неуверенно двинулся в противоположный конец полянки и вскоре скрылся в подползающих сумерках.
– Поберегись! – послышался его нарочито бодрый голос откуда-то из-за деревьев.
Маньяк даже не пошевелился. Впрочем, необходимости в этом и вправду не было. Дерево, в которое упирался Радомир, даже не шелохнуло листвой.
– Помог бы ему, – неуверенно предложил Константин.
– Сдурел?! – искренне удивился Маньяк. – Я же ясно сказывал – не верю я в то, что Перун мне силы на второе дерево даст.
– А мне?
– Тебе даст, потому как оно у тебя первое будет. Но только если ты сам ее взять захочешь. Но ты ж ему не веришь, стало быть – помощь отвергаешь. А он не любит, когда ему не верят.
– Да какая еще вера-то?!
– Поберегись, – в очередной раз пронесся над полянкой юношеский голос Радомира. Молодой волхв продолжал бороться с деревом, не прекращая своих отчаянных попыток. Почти тут же послышалось приглушенное всхлипывание, и вновь раздалось упрямое:
– Поберегись!