Алая нить
Шрифт:
Анжела считала, что Чарли проявил обычный восторг школьника, но она знала, как Стивену хотелось видеть в этом нечто большее.
– Неудивительно, если так. У тебя такие крепкие корни; но ты оживил это все для него, милый. Ты сделал это реальностью. Он очень расстроился из-за того, как помещики обращались со своими арендаторами. Он так и заявил мне, мол, единственным защитником этих бедняков была мафия. А раньше он думал, что это просто шайка гангстеров в Америке.
– А что ты на это ответила? – поинтересовался он.
– Я сказала так, как ты говорил мне. Что это хорошо начиналось и плохо кончилось.
– Да, это действительно
– А почему вы не хотите провести Рождество здесь? – спросил Ральф Мэкстон.
Анжела покачала головой.
– Мой отец недостаточно здоров, чтобы приехать. Он твердит, что останется дома, так что мы полетим туда и будем с ним.
У старика ничего серьезного, просто немного хуже стало с сердцем, успокоил ее Джим Халберт. Но долгих путешествий и волнений в таком возрасте лучше избегать. Особенно в плохую погоду. Стивен согласился провести второе Рождество в Хэйвардс-Хит, хотя Анжела знала, что ему хочется остаться во Франции.
Вилла теперь принадлежала им. Он уговорил владельцев продать ее – правда, взяли вдвое дороже, чем она стоила. Но теперь это был их собственный дом, и Анжела наконец могла сменить мебель и внутреннюю отделку. Правда, она не стала почти ничего менять. Ей нравился вкус прежней хозяйки, а после отделки казино ее воображение иссякло. Она купила несколько картин в галерее в Каннах, которая специализировалась на хорошей современной французской живописи, сменила шторы в столовой и решила оставить прочее до весны.
На середину октября был назначен гала-вечер. После этого, по рекомендации Мэкстона, они закрывались до весны. Когда казино станет приносить прибыль, они смогут позволить себе работать и в спокойные зимние месяцы, но пока это невозможно. Ральф и Стивен решили устроить под закрытие благотворительное представление.
Мэкстону пришло в голову связаться с агентом Ренаты Сольди. Она считалась наиболее многообещающей молодой оперной певицей после Марии Каллас.
– Она приедет, потому что браконьерствует на территории Каллас, а остальные – чтобы насолить Каллас. У нее много врагов. Рената Сольди в подметки Марии не годится, но не в этом дело. Народ на нее сбежится. Пустим выручку на благотворительные цели и подцепим несколько крупных игроков, которые не могут позволить себе пропустить такое мероприятие. Закроем лавочку с треском!
Как всегда, Анжела была бы рада, если бы он сдерживал свой безжалостный цинизм. Это портило впечатление от вечера. Ей очень хотелось послушать пение Сольди. И не хотелось думать о вражде и злобе великой артистки по отношению к другой выдающейся певице, не хотелось видеть в публике всего лишь болельщиков этого светского спорта.
Ральф Мэкстон заметил ее реакцию и попытался исправить положение, заговорив о чем-нибудь другом.
– Как приятно, должно быть, Рождество в Англии, – сказал он. – В прошлом году там шел снег, верно? А здесь было холодно и сыро.
Они, как обычно раз в неделю, обедали вместе, и Стивен оставил их за столом допивать кофе, а сам ушел звонить. Анжела знала, что в это время он всегда связывается с Нью-Йорком, и старалась задержать Мэкстона в столовой.
– А
Он пожал плечами.
– Зависит от обстоятельств. Я надеялся провести Рождество с приятельницей, но у нее сейчас сложности со старой родственницей, я не уверен, что она выберется. Там еще есть кофе, Анжела? Спасибо.
Мадлен не была уверена, что сможет провести с ним Рождество. Ее любовник требовал, чтобы она находилась поблизости, в Лионе, чтобы он смог вырваться из семейных тисков и навестить ее. Как объяснила Мадлен, в этом году она собиралась выставить его на крупный подарок и боялась, что не получит его, если ослушается. Она уверяла Ральфа, что взбешена, корчила хорошенькие гримаски и обзывала старикана самыми последними словами, но Ральф ее понимал. Конечно, она не откажется от ценной побрякушки или пакета акций только ради того, чтобы поваляться с ним в постели и посмеяться в праздничные дни.
Он собирался провести рождественские праздники в новой гостинице в Валь-д'Изер. Он хорошо катался на лыжах, а Мадлен была спортивнее, чем казалась. Им было бы хорошо. Он ненавидел Рождество: всегда такая тоска, семейные сборища с детьми. Ну, значит, он поедет туда один. Найдет там кого-нибудь подходящего. У него хватит денег, чтобы потратиться на хорошенькую девушку.
Он услышал слова Анжелы:
– А что вы будете делать, Ральф, если ваши планы расстроятся?
Он улыбнулся кривой улыбкой, полной самоиронии:
– Придумаю новые. Я очень быстро ко всему приспосабливаюсь. И будьте умницей и не уговаривайте меня ехать домой, потому что я хочу видеть своих родственничков не больше, чем они желают лицезреть меня.
– Я и не собиралась этого делать, – сказала она. – Я собиралась спросить вас, не хотите ли вы приехать к нам и отдохнуть с нашей семьей.
К ее удивлению, он слегка покраснел.
– Как мило с вашей стороны. Неужели правда?
– А почему бы и нет? Если вы не можете или не хотите ехать к себе, почему не приехать ко мне? Чарли будет рад, отец тоже, а мы со Стивеном будем в восторге. Если только вам подойдет этот уровень. У нас очень скромный деревенский домик, но я обещаю вам, что мы чудесно проведем время. Я обожаю все приготовления, и елку, и подарки, и всенощную службу. Вы сами говорите, что в прошлом году здесь было сыро и противно.
– Я сказал, что было сыро, а противно было потому, что я был на мели, вы же знаете.
– Не увиливайте, – потребовала Анжела. – Почему вы не соглашаетесь? Если ваша приятельница решит свои проблемы с родственницей, то никто не обидится, узнав, что вы передумали. Ну как?
– Более прелестного шантажа и не придумаешь, – сказал он. – А вы не хотите сообщить об этом Стивену? Может быть, он не пожелает, чтобы наемный служащий ел его рождественскую индейку.
– Заткнитесь и не болтайте глупостей. Он вас очень любит. Мы оба вас любим.
Он настолько научился скрывать чувства, что Анжела ничего не заметила, кроме этой легкой краски. Но и это выглядело странно, она не представляла себе, что Мэкстона можно чем-то смутить.
Ральф слегка наклонился к ней через стол. Она выглядела такой хорошенькой, такой нежной в притушенном свете, и, как ни старался, он не увидел в ее глазах ничего, кроме доброты. Он взял ее руку. Он это сделал преувеличенно торжественно, чтобы нельзя было подумать, что это всерьез. Поднес ее руку к губам и коснулся ее на долю секунды.