Алая Завеса
Шрифт:
— Ружьё? — удивился Юлиан. — Вы возьмёте с собой ружьё?
— Это дробовик, — поправил юношу Глесон.
— Мои собратья не очень-то доверяют людям с оружием, — сказал Теодор.
— Они вообще никому не доверяют, — ответил Теодор. — Всё, выходим.
Юлиан набрал побольше воздуха, посмотрел на Пенелопу и вновь убедился, что она ничего не боится. Ему бы её бесстрашия! Потому что он очень боялся, но не за себя в первую очередь, а за неё. Юлиан никогда не простит себе, если с ней что-то случится. Даже если Пенелопа просто получит безобидную царапину.
Когда они вошли в лес,
Не все леса были такими. Дед Юлиана владел обширными территориями около своей усадьбы, и он включали в себя живописного вида озера и опять же лес. Только этот лес был не четой этому, потому что выглядел он как никогда приветливо. Вся живность этого леса ограничивалась всегда поющими птичками и ещё вечно прыгающими с ветки на ветку белками. И света там было больше, и деревья зеленее.
— Много лет назад охотники были здесь частыми гостями, — поведал Теодор, когда четвёрка пробиралась сквозь трущобы. — Тогда они понаставили тут кучу капканов и нам удалось найти далеко не все. Я и сам как-то находил капкан. Ну как находил. Я в него наступил и мне чуть не оторвало ногу. Жуть какая боль была. Вспоминаю до сих пор. Поэтому до сих пор смотрю под ноги.
— Почему охотники не ходят туда сейчас? — поинтересовалась Пенелопа.
— Здесь слишком много вервольфов, — ответил ей Глесон. — И другие твари водятся, но волки явно преобладают. Они господствуют тут и не выгоняют остальных только потому, что тем больше негде будут жить. Что-то вроде солидарности, но явно неустойчивой. Люди же перестали сюда ходить, когда поняли, что так много вервольфов им не истребить. Тогда и заключили что-то вроде перемирия. Люди не суются в лес, а вервольфы не лезут в город. Так вот и живём уже лет двадцать. И, надо сказать, спокойнее как-то стало. Разве что местным охотникам работы поубавилось.
— И мы это перемирие сейчас нарушаем, — заключил Юлиан.
— Именно. Надеюсь, что нас простят.
А ведь Юлиан сын человека, который, возможно, был другом вервольфа. Как они отнесутся к этому? Стоило спросить у Теодора, но все карты в присутствии Глесона он раскрывать не хотел. Не время.
Чем дальше они шли, тем темнее становилось. Теодор и впрямь их вёл какими-то тайными обходными тропами, которые зигзагами водили туда-сюда, но никогда не обрывались на тупике. Юлиан всё больше и больше верил в пригодность Теодора как помощника.
Однако в это время где-то справа раздался шорох и Юлиан, Пенелопа и Глесон мгновенно достали оружие.
— Стойте! — оборвал их Теодор. — Не надо этого делать. Я бы учуял собрата, у меня ведь знает какой нюх. Поблизости нет никого, надо идти дальше.
Глесон недоверчиво опустил ствол дробовика. Юлиан и сам боялся, что Теодор что-то не так почуял и сейчас из-за какого-нибудь дерева выскочит огромный вервольф и растерзает их всех.
Но, убедившись, что опасности нет, они продолжили путь. Напряжение всё увеличивалось, и как раз в этот момент Юлиан перестал бояться. А ведь до этого у него аж дрожали коленки, и он ничего не мог поделать с этим. Наверное, в один момент
Либо же у Юлиана голова пошла набекрень и мозг отключился, передавая владение телом полностью и безвозвратно в руки инстинктов. Но, это было лучше, чем то, что он ощущал совсем недавно, потому что теперь уже никакого отсутствия веры в успех он не чуял. Теперь он только переживал за Пенелопу, но этого страха не ощущал физически.
— Есть одно дерево, — через несколько минут сказал Теодор. — Огромный такой вековой дуб. Под ним всегда спит наш вожак.
— Сейчас около пяти, — перебил его Глесон. — Кто будет в такое время спать?
— Мы как раз всегда спим после обеда и до ночи. Ночью у нас свои дела, такой у нас режим.
— Понятно. Зачем нам дуб?
— Вы не понимаете? Идти на целую стаю опасно, вас всех могут растерзать и ни о чём не спросить. А с одним лишь только вожаком у вас есть шанс тихо поговорить.
— Направим на него оружие и заставим выдать Иллиция? — спросил Глесон.
— Я думал, что вы так и хотели, — сказал Теодор. — Всё сделать бесшумно. Если вожак завоет, это будет означать призыв и я не смогу ему сопротивляться. И мне придётся выполнять всё, что он скажет. Понимаете?
Ещё одна причина, почему Теодору не хочется больше находиться в этой вольчей шайке. Беспркословно исполнять чью-то волю немного унизительно. Самое, что ни на есть рабство.
Юлиан посмотрел на Пенелопу. В темноте было плохо заметно её мимику, но руку она держала возле оружие и всё ещё не боялась. Совсем.
— Мы совсем скоро, — сказал всем Теодор. — Так что даже дышите тихо.
Они выбрались из густой чащи на относительный пустырь, но и там было темно. И джае небо, которое проглядывалось скволзь мало-мальски заметные просветы меж деревьями, выглядело чёрным. А дорогу освещала только луна, потому что уж очень похожи были тропинки на лунные лучи.
— Это здесь, — еле слышно прошептал Теодор, когда они снова зашли в чащу самых высоких деревьев.
Глесон и Юлиан переглянулись. Сейчас им приходилось импровизировать, потому что времени на составление у них в силу некотрых причин не было. Юлиан сбежал, а потом полиция накрыла склад Глесона… Событий было предостаточно.
Юлиан глянул меж веток и видел спящего под дубом огромнейшего волка. Его однозначно не было среди тех, кого он вызывал при помощи Хелен, Пенелопы и Йохана. И, насколько он знал, не было в компании вызванных советников Ривальды.
— Я пойду один, — прошептал Глесон и, еле наступая, боясь задеть хоть какую-нибудь веточку он земле, он отправился на опаснейшую встречу.
Юлиан замер и пристально начал наблюдать. Шаг, ещё шаг… Сон вожака вервольфов не выглядел смертным и был риск того, что он в любой момент очнётся. Но этого не наступало. Со лба капнула капля пота и он прижался поближе к Пенелопе, чтобы ощутить её тепло.
Пенелопа же, похоже, ощущала только азарт и ничего более. Для неё сегодняшний день был просто игрой, она не думала о том, что серьёзность тут имеет место. Наверное, в её книгах про принцесс всё именно так легко и происходит, а герои всегда выбираются сухими из воды.