Алби
Шрифт:
Она спала очень беспокойно, всё время ворочаясь, сбивая ногами тонкий хлопок и тихо поскуливая от ноющей боли внутри бёдер. Ей снились горячечные сны, сумбурные видения из самых потаённых уголков сознания, в которых сплетались воедино собачий вольер, улыбающийся профессор за своим столом, плачущая Рена, Кит, в первый раз робко прикасающийся к ней, сначала совсем неумело, потом, войдя во вкус, всё смелее, а потом лицо Кита изменилось, черты стали более резкими, волосы потемнели, а глаза из голубых стали светло-карими. И только ощущения от прикосновений остались прежними. Она очень осторожно приоткрыла глаза. Рифус Гарт поднял на неё
— Чистой воды альтруизм. Со мной бывает, хотя редко.
На этот раз Алби вскрикивала вовсе не от боли.
— Алби! — из проёма послышался раздражённый окрик Гарта. — Давай уже, живо. Выходные отменяются, спать до обеда будешь в другом месте.
Она начала судорожно натягивать футболку и штаны. Как бы там ни было, а его заложницей она быть не перестала. А сейчас, наверно, даже хуже, стала вещью, собственностью, её трясло от брезгливой жалости к себе и она ничего не могла с этим поделать. Наконец девушка вылезла в комнату.
Рифус кинул ей матерчатый свёрток.
— Переоденься. Я тут нашёл более-менее по размеру. На эти твои шмотки страшно смотреть.
Алби, не глядя, взяла свёрток и заперлась в ванной, получив долгожданную возможность внимательно себя рассмотреть после этой кошмарной ночи. Она разделась и приникла к зеркалу.
Шея, грудь и плечи были покрыты сине-багровыми пятнами, губы распухли и покраснели, внутренняя поверхность бёдер превратилась в один большой синяк. Она шмыгнула носом и осторожно запустила руку внутрь. Хоть крови нет, она была убеждена, что в первый и во второй раз у неё что-то разорвётся внутри от остервенелых рывков. «Когда это закончится... Боже, ну когда это всё наконец закончится... Что я ему сделала, лично ему? Я не пытаюсь сбежать, я не спорю с ним, я делаю всё, как он скажет... За что он меня... так... Как только Рена могла подумать... что я могу быть с ним... добровольно...» Краска бросилась ей в лицо.
В дверь настойчиво постучали. Голос Рифуса в категоричной форме приказал не тянуть кота за яйца и выходить. Алби всхлипнула последний раз, быстро переоделась в свежую майку и штаны из плотной тёмной ткани, кое-как пригладила непривычно короткие волосы и открыла дверь.
Столкнувшись взглядом с Реной, она поначалу отвела глаза, а потом, вызывающе подняв голову, прошла мимо. «Считаешь меня шлюхой? Ну и считай. У меня хотя бы уже давно нет никаких иллюзий. Только чистоплюйства твоего мне и не хватало». Рифус нетерпеливо наматывал на палец галстук, в другой руке он держал какие-то ключи. Увидев Алби, он удовлетворённо кивнул.
— Так-то лучше. Пошли. — Он обернулся к Рене, которая была похожа на натянутую тетиву. Губы пожилой женщины дрожали. — Особая бригада возместит вам стоимость плавсредства и топлива. Я со своей стороны благодарю вас за кров и пищу. Надеюсь, больше мы не увидимся.
Рена сцепила пальцы и с плохо скрываемой ненавистью произнесла, глядя Рифусу в глаза:
— Мне не нужны деньги вашей грязной конторы, лейтенант, а ваша благодарность гроша ломаного не стоит. Берите, что вам нужно и убирайтесь из моего дома. Оба! — вдруг сорвалась она на крик.
— Моё почтение, — кивнул Гарт, цапнул Алби за руку и вышел к пристани.
Он внимательно осмотрел старый катер, вернее, моторную лодку с винтом, выкрашенную когда-то в светло-голубой цвет, а сейчас облезлую и кое-где подгнившую. В лодке было всего два места, сзади сидений были аккуратно поставлены канистры с топливом.
— В самый раз, — сказал
Алби кивнула. Решено, она будет говорить только в крайнем случае или если он снова достанет пистолет. Внутренняя дрожь никак не стихала, и девушка оступилась, пока залезала в весьма ненадёжную на вид лодку. Рифус поймал её, когда она была уже в опасной близости от воды.
— Что ещё за новости? Только не говори, что ты опять не можешь идти.
Девушка молча забралась-таки в лодку и села на жёсткое сиденье. Гарт завёл мотор, и лодка вылетела на водную гладь.
Институтский городок располагался на полуострове, который до войны называли Кейп-Йорк. С трёх сторон его омывало море, довольно мелкое и почти не штормящее. На нескольких десятках островов находились исследовательские станции Института, ветряки и опреснители воды. Алби иногда каталась вместе с Китом на катере его отца и всегда с любопытством наблюдала за странной жизнью этих клочков суши. Громадные ветряки её завораживали, сложная система трубопроводов, соединившая в одно целое пять островов с опреснительными станциями, казалась ей настоящим лабиринтом, а крики чаек отдавались в ушах пронзительным и щемящим звуком. Как давно это было... Она посмотрела на Гарта, сосредоточенно правящего лодкой. Куда они плывут? Алби заметила, что острова с ветряками они миновали почти на полном ходу, обогнули и опреснители, после чего Рифус увеличил скорость до максимума.
«Да куда же он нас тащит? Там, дальше, ничего нет, только море...»
Лодка подпрыгивала на воде, оставляя за собой белый пенный след. Алби вцепилась в ручку около сиденья. Рифус молчал, шум мотора заглушил бы все его слова, и Алби была искренне благодарна старой посудине за эти мгновения, когда она могла просто сидеть, подставляя лицо солёным брызгам и закрыв глаза. Пенная россыпь освежала и позволяла хоть на минуту забыть о бесконечном кошмаре, в который превратилась её жизнь каких-то три дня назад.
Внезапно лодка остановилась, и Алби увидела, что они причалили к совсем небольшому островку, каменистому и абсолютно необитаемому. Чайки, завидев нежданных гостей, с криками взмыли в небо.
— Вылезай, — Гарт вытащил Алби за руку на берег, — небольшая передышка и инструктаж.
Он цапнул её за подбородок и внимательно осмотрел лицо и шею. «М-да, перестарался я», — пробормотал он себе под нос. Девушка всё так же молчала, больше напоминая механическую куклу, у которой кончался завод. Глаза её потухли, выражение лица почти не менялось и даже вечный испуг, от которого так часто дрожали её губы, сменило тупое безразличие. И всё же Рифус нутром, своим звериным чутьём настоящего оперативника чувствовал: она не сломалась. После этой ночи она замкнулась в своей раковине, ушла глубоко внутрь себя, закрывшись на все замки, но эта апатия только видимость. Профессор Вайльд был прав, у девушки стальной стержень. Её действительно будет жаль убивать, если всё-таки дойдёт до этого.
— Я слегка не рассчитал своих сил, — спокойно сообщил он Алби, — извиняться не буду, но впредь постараюсь быть аккуратнее. Я уже понял, что иногда я тебе даже нравлюсь.
Алби только молча сопела, уставившись вдаль. Она пыталась отключиться и не слушать его, но получалось плохо. Впредь он будет аккуратнее... Значит, снова и снова ей придётся терпеть эти сухие царапающие губы на своих плечах и груди, тяжёлое дыхание над ухом и колено, с силой раздвигающее ей ноги. И даже если он вдруг решит «проявить альтруизм», это ничего не изменит. Будет только хуже, хотя куда уж хуже.