Алби
Шрифт:
— Я не могу, — прошептала девушка, с ужасом понимая, что сейчас пропадёт ни за грош, — я не могу больше идти... У меня всё болит.
Рифус Гарт закатил глаза.
— Господи, мне и впрямь надо было оставить тебя в вольере. Ты даже не обуза. Я ещё названия для тебя не придумал. — Он сел на твёрдую каменистую почву и с силой потёр виски. — На руках я тебя не понесу, так что давай, соберись и выдвигаемся. У Рены своей отдохнёшь, если там нас уже не ждут мои бывшие товарищи по оружию.
— А если ждут? — в ужасе прошептала Алби.
— Если ждут? Ты ничком на землю и чтоб ни единого движения, а я... Тебе не без разницы?
Она замолчала.
Из безрадостных мыслей её выдернул голос Рифуса Гарта.
— Ты не могла бы идти, если б я прострелил тебе ногу. Но я тебя не трогал. Так что давай, шевелись. — Для верности он ткнул её пистолетом в поясницу. Алби пошатнулась и сделала первый шаг. Потом второй. Потом третий... Затылок ей буравили два неподвижных глаза цвета разбавленного чая.
— На землю, — раздался равнодушный шёпот у неё над ухом, и девушка буквально впечаталась лицом в пыльную почву. Гарт, недолго думая, попросту рванул её вниз, чуть не сломав ей шею. Боль огненной стрелой пронеслась по телу. «Что такое, господи...» Алби трясло, но больше всего она боялась пошевелиться. Сухая трава лезла в глаза и рот, забивалась пыльными клубками в нос и под футболку, невыносимо саднил ободранный подбородок. Из своей не слишком удобной позиции она видела только запылившиеся ботинки «красногалстучника» и серо-жёлтую траву. Сердце девушки барабанным боем отдавалось в висках. «Тишина... Что происходит? Там засада? Почему никто не стреляет?..» В нос забился песок, и Алби, холодея, поняла, что сейчас чихнёт. «Только не это, господи... мамочка... только не это...» Она сильнее вжала лицо в землю, и желание чихать постепенно прошло.
Через какое-то время она услышала шаги и попыталась распластаться ещё сильней. Ботинки Гарта переступили с ноги на ногу.
— Риф?
— Селвин?
— Удивлён?
— Безмерно. Или ты не в курсе?
— Конечно в курсе, идиот. Я же шёл с поднятыми руками. Господи, Гарт, какая вожжа тебе под хвост попала?
— Это моё личное дело. А ты мне лучше коротенько так объясни, с чего ради ТЫ нарушил приказ?
— Это моё личное дело. Скажем так, Рон Гир отправляет меня в отставку с понедельника. Объявлено мне было об этом сегодня.
— Сегодня суббота.
— Наплевать. Если кто-то из наших и арестует тебя, то это буду не я. Мне нет дела до твоих тёрок с Гиром. Валяй, скрывайся, что хочешь делай. А я посмотрю, как тебя будут ловить. Гир заигрался, Риф, уж тебе ли не знать.
— Слушай, Сел... Лежать! — рявкнул вдруг Рифус на пошевелившуюся девушку. Селвин хмыкнул.
— Правильно, тренируй. Всё равно когда-нибудь
— Сел, что тебя заставило нарушить приказ? Отставка? Это не повод.
— Ты безнадёжный романтик, раз и навсегда преданный конторе. Машина имени Рона Гира. Ну ты и задал ему перцу, надо сказать, старик весь багровый приехал. Но это лирика. Тебе шьют минимум пять статей, а меня выдворяют за, цитирую, «неуставные отношения».
— Меня это не касается.
— Само собой. Но если дать в зубы зарвавшемуся юнцу, который и года не прослужил, а уже начал позволять себе, это «неуставные отношения», то я пас. Пусть Гир делает, что хочет.
— М-да, каюк отделу... И что ты собираешься предпринять?
— Искать тебя, разумеется. Сидеть в засаде около дома Рены Кинтер, пока не отзовут. Увы, ты там так и не появился.
Рифус Гарт замолчал. Ноги в ботинках снова переступили.
— Что ж, Сел, спасибо. Не ожидал.
— Обломай Рону Гиру зубы, — хохотнул невидимый Селвин, и шаги начали удаляться.
— Всё, вставай, — Рифус Гарт потеребил Алби за плечо, — мы с тобой везунчики, что не дай бог. Я такого фарта за всю жизнь встречал раза три, и все во Внешнем мире. Селвин, конечно, сам неисправимый идеалист, раз решил вставить Гиру палки в колёса, но меня его трепетная душевная организация не колышет. Зато теперь можно со спокойной душой перекантоваться у этой твоей Рены. Давай, вставай, что ты как в замедленной съёмке двигаешься? В лаборатории своей тоже улиткой ползаешь? Пошли, тут осталось-то. Раз Селвин меня разглядел, хоть и в бинокль. Да вставай ты уже, чучело!
Алби поднялась, попутно оцарапав ладонь об острый камешек. «Я один большой синяк...» Рифус Гарт смотрел и впервые улыбался.
— Лицо попроще сделай. Мой тебе совет, дорогуша, — он подошёл поближе, и Алби непроизвольно сделала шаг назад, — цени каждый момент своей такой хрупкой жизни. Потому что будущее наше не просто в тумане, а чуть ли не во мгле Внешнего мира. Радуйся, что жива. Потому что такие как вы не умеют ценить жизнь в принципе.
Рена Кинтер, худощавая седоволосая женщина с идеально прямой осанкой и лучиками морщин вокруг глаз, смотрела дневной выпуск новостей, как затрещал дверной звонок. «Алби или Кит. Не забывают старую перечницу, молодцы ребята...» Она открыла дверь и замерла.
На пороге стояла Алби, вся в пыли, с исцарапанным лицом и руками и с глазами, в которых отражалась даже не боль, а нечто более тёмное, глубинное, выворачивающее наизнанку. Она исхудала, хотя всегда была тростинкой, в светлых волосах запутались сухие травинки. Рядом с ней стоял мужчина с чересчур резкими чертами лица, тёмными волосами и недобрым взглядом. Вид у него был тоже потрёпанный, будто они оба скатились с какого-нибудь косогора.
— Алби... Девочка моя... что случилось?
— Госпожа Кинтер, мы можем войти? — осведомился мужчина. Рена перевела на него взгляд.
— Простите, а вы кто?
— Это мой знакомый, — тихо сказала Алби, — Рена, мы можем у тебя переночевать?
— Твой знакомый? Я его не знаю. И мне он не нравится.
— Госпожа Кинтер, я не червонец, чтобы всем нравиться. Но пожалуйста, впустите нас с Алби. Ей необходимо умыться, поесть и отдохнуть, не говоря уже о том, чтобы обработать все царапины. Она очень устала.
Рена в каком-то оцепенении подвинулась, и мужчина за руку втащил Алби в дом.
— Алби... Ты можешь мне сказать, что случилось? Почему ты вся в ссадинах?