Альбигойский крестовый поход
Шрифт:
По каким каналам балканский дуализм впервые попал на Запад, далеко не ясно. Уже в первой половине XI века в Северной Европе происходили спорадические вспышки ереси, которую современники, читавшие своего Августина, называли манихейской. Но во что именно верили эти еретики, не сообщается. Не раскрывается и источник, из которого они все это почерпнули. Торговцы тканями из северных городов часто имели экономические связи с Востоком. Итальянские купцы, могли столкнуться с дуализмом в Константинополе, в далматинских городах Рагуза (Дубровник) и Спалато (Сплит), или даже, в Сербии и Хорватии. Паломники тоже обычно следовали по великой имперской дороге из Белграда в Константинополь, которая вела их через центр павликианского дуализма. Более важными, чем эти случайные носители восточной ереси, были крестоносцы, которые столкнулись с дуализмом как на Балканах, так и в Малой Азии. В 1097 году крестоносцы обнаружили поселение армянских павликиан возле Антиохии, а в 1099 году — еще одно возле Триполи. В XIII веке считалось, что некоторые французские крестоносцы были обращены в дуализм константинопольской общиной богомилов, а затем вернулись, чтобы распространить свои заблуждения в Северной Европе. По крайней мере, таков был вывод, который итальянский инквизитор Ансельм Александрийский сделал на основе изучения западной ереси в течение
Западная Европа в XII веке была благодатным полем для новой ереси. Великая реформа Церкви, связанная с именем Папы Григория VII, привела к впечатляющему улучшению качества религиозной жизни, и это улучшение нигде не было столь очевидным, как во Франции. Но если стандарты духовенства возросли, то возросли и ожидания мирян. Новые миряне, освобожденные в некоторой степени от ограничений феодального общества, более богатые и образованные, чем их предшественники, были страстными сторонниками борьбы за реформу духовенства. В некоторых районах Франции безнравственные или женатые священники подвергались угрозам со стороны толпы. В других местах растущее богатство и институционализация Церкви вызывали ожесточенные протесты, а иногда и вооруженные восстания. Напряженность была особенно острой в городах северной Франции и Нидерландов, где впервые появился дуализм и где, как правило, феодальное господство принадлежало епископу. Английский сатирик Найджел Вирекер рассказывал о баронских собраниях, где епископы были неотличимы от светских магнатов.
Задолго до того, как дуализм стал значительной силой, антиклерикальные ереси вызывали серьезную тревогу у церковных властей. В первые годы XII века некий Танхельм обзавелся фанатичными последователями в Антверпене, проповедуя против распущенности местного духовенства. Танхельм признавал необходимость добродетельного священства, но не иерархии епископов и администраторов. Точный характер его взглядов трудно вычленить из массы враждебной полемики, направленной против него, но несомненно, что ортодоксальные современники находили их шокирующими. После короткого пребывания в епископальной тюрьме в Кельне Танхельм бежал в Брюгге, где был убит одним священником в 1115 году. Еще более серьезной была череда яростных вспышек антиклерикализма в Италии. В 1143 году мирское господство Папы было свергнуто в результате народного восстания в Риме, лидером которого стал язвительный антиклерикальный демагог Арнольд Брешианский. Арнольд был бескомпромиссным противником всех клерикальных привилегий. Он провозгласил, что исповедь должна совершаться не священнику, а мирянину, и отрицал, что другие таинства имеют какую-либо силу, если они не совершаются достойными священниками. В отличие от Танхельма, Арнольд не основал свою Церковь и оставил мало последователей. Привлекши внимание всего мира благодаря случайному восстанию, он был схвачен в 1152 году и казнен императором Фридрихом Барбароссой. Но многие из его убеждений стали общим достоянием антиклерикальных еретиков его времени. Суть этих убеждений заключалась в отказе признать, что посредничество монолитной, институциональной Церкви необходимо для спасения человека. Согласно преданию, в августе 1173 года богатый лионский купец по имени Пьер Вальдо (Петер Вальдус) внезапно решил вести жизнь апостольской бедности, услышав пение менестреля о святом Алексии, который оставил свою жену и имущество, чтобы жить отшельником в Сирии. Вальдо быстро обзавелся последователями и посвятил себя проповеди. В 1182 году Церковь, после некоторых колебаний, окончательно отлучила его от церкви. Архиепископ Лиона, по-видимому, был обеспокоен не столько содержанием проповедей Вальдо, сколько тем, что они проводились без официального разрешения. Вальдо ни в коем случае не был богословом, но, насколько можно судить по его взглядам, они были полностью ортодоксальными. Однако его последователи, которые быстро распространились по Ломбардии и южной Франции, в течение нескольких лет заняли позицию, не похожую на позицию Арнольда Брешианского. Они осуждали владение духовенством имуществом и отвергали необходимость священника при исполнении таинств.
Скорость, с которой размножались вальденсы, показала, что эти идеи нашли отклик у современников Вальдо. Культ бедности и почитание "святых людей" нашли как ортодоксальное, так и еретическое выражение. Аскетичные отшельники в традиции Пьетро Дамиани, первых картезианцев и францисканцев, были одними из великих духовных героев эпохи. Были ли эти "святые люди" почитаемы как святые или отлучены от Церкви как еретики, похоже, было делом случая. Вальдо был осужден, в то время как другие странствующие проповедники, столь же самовольные, как Роберт Арбриссельский, запомнились как великие реформаторы и основатели монашеских орденов. Некоторые из этих странников, однако, были явными еретиками, а некоторые — столь же явными еретиками-дуалистами.
Шампанский крестьянин по имени Климент, основавший тайную секту в Суассоне примерно в 1114 году, был одним из самых первых западных еретиков, проповедовавших в дуалистической традиции. Помимо осуждения таинств, Климент учил, что следует избегать мяса, и что брак и деторождение являются злом. Хотя Жан I, граф Суассонский, объявил его самым мудрым человеком, которого он когда-либо встречал, однако это не спасло Климента от пожизненного заключения в тюрьму вместе с его братом и еще двумя другими еретиками. Еще более странной была карьера Одо де Л'Этуаль, бретонского еретика, который предстал перед Собором в Реймсе в 1148 году. Одо создал секту посвященных, посвятивших себя аскетизму и целомудрию и нападавших на скиты и монастыри. Его теология, если она у него действительно была, неясна, но современники описывали его как манихея, и, вероятно, справедливо.
Ранние проповедники дуализма обычно были необразованными бывшими монахами и крестьянами. В целом, маловероятно, что Климент или Одо были знакомы с неогностической теологией. Иначе обстояло дело с крупными дуалистическими общинами, которые образовались в нескольких городах Рейнской области и Нидерландов в 1140-х годах. В 1144 году четко организованные еретические Церкви появились в Льеже и Кельне и были подавлены в обоих городах со значительной жестокостью. Кельнские еретики проявляли почти все признаки восточной дуалистической традиции. Они избегали мяса и молока, не одобряли деторождение и высмеивали таинства. Они были строгими дуалистами, приписывая создание всей материи дьяволу и считая, что дьявол сосуществует с Богом. Они делились на верующих и посвященных, причем последние назывались катарами, и это название отныне использовалось для обозначения всех западных дуалистов. Само греческое слово катар (очищенный) указывает на восточное происхождение их вероучения. И действительно, когда их спрашивали о происхождении их веры, они утверждали, что она пришла из Греции, но когда именно, они точно не знали. К этому времени дуализм уже быстро продвигался в производившие сукно города Нидерландов. Архиепископ Реймсский признал в 1157 году, что "манихейская чума" поразила большую часть Фландрии и до сих пор активно распространяется странствующими ткачами
Ничто в долгом опыте западной Церкви не подготовило ее к такому кризису. Не было ни четкого определения преступления ереси, ни юридических принципов, на которые можно было бы ориентироваться, ни процедур, ни предписанных наказаний. Время от времени академические споры приводили к осуждению ереси, но виновных было немного, и обычно это были клирики, над которыми Церковь осуществляла прямую власть. Столкнувшись с грозными доказательствами организованного инакомыслия, церковники некоторое время держались за веру в то, что самый упрямый еретик в конце концов уступит аргументированным доводам. Большинство из них все же прислушались к совету, который Вазо, епископ Льежский, дал своему коллеге-епископу в 1045 году. "Мы не вправе, — писал Вазо, — лишать еретиков жизни, дарованной им Богом, только потому, что считаем их находящимися в лапах Сатаны. Те, кто являются нашими врагами на земле, могут, по милости Божьей, быть нашими начальниками на небесах". Более века спустя Геро Райхерсбергский выразил то же мнение, протестуя против казни Арнольда Брешианского. Но к тому времени настроение уже менялось. Если прелаты XI века и были склонны к снисходительности, то только потому, что они всерьез не предполагали возможности того, что ересь вытеснит ортодоксию даже на местном уровне. Однако именно такая перспектива, по мнению разумных церковников, ожидала их в 1160-х годах. Святой Бернард, как и подобает человеку, предпринявшему две крупные миссии против еретиков, верил в убеждение и примирение. "Ошибки опровергаются аргументами, а не силой", — советовал он кельнскому духовенству. Тем не менее, продолжал святой, если после неоднократных предупреждений еретики будут упорствовать в своих заблуждениях, их следует отлучить от церкви, "а если окажется, что и тогда они предпочтут умереть, чем уверовать, то пусть умирают". Интеллектуалы среди духовенства продолжали опровергать мнения дуалистов в аргументированных трактатах. Петр Достопочтенный, аббат Клюни, написал трактат против петробрусианцев. Алан Лилльский написал огромный труд по опровержению ереси иудеев и вальденсов Франции. Экберт из Шонау написал тринадцать проповедей об ошибках дуалистов долины Рейна. Но в большинстве регионов Северной Европы Церковь уже начала проводить политику жестоких репрессий. Экберт сам руководил сожжением кельнских еретиков в августе 1163 года.
В эпоху, которая мало заботится о догмах и разделяет неприязнь епископа Вазо к гонителям, нелегко понять безжалостную жестокость, с которой в средние века пытались подавить религиозное инакомыслие. Объяснение вряд ли можно найти в теократических амбициях церкви. Хотя Папы XIII века взяли на себя руководство преследованиями и создали инквизицию как наиболее эффективный инструмент, инициатива исходила двумя веками ранее из других мест — от светских властителей и толп линчевателей. В обществе, которое считало религию основой светской жизни, такое отношение к инакомыслию не удивительно. Средневековая община определялась своей религией в той же степени, что и политической лояльностью или территориальной сплоченностью. "Populus et christianitas una est" [2] — гласил договор, заключенный императором IX века Карлом Лысым. И эта максима была применена далеко за пределами имперской дипломатии. Неверующий человек не мог принадлежать к христианскому обществу; он был чужаком. И гораздо серьезнее, чем неверующий, был случай еретика, который принимал то же откровение, что и его ортодоксальный сосед, но давал ему иное толкование, искажая и извращая его, уводя более несведущих людей от спасения. Ересь была распространяющимся ядом, и общество, которое терпело ее, побуждало Бога лишить его своей защиты. Неверие отдельного человека угрожало всем окружающим. Фома Аквинский знал это, когда сравнивал еретиков с фальшивомонетчиками; и если государство имело право казнить фальшивомонетчиков, подрывающих светские устои общества, то разве Церковь не имеет такого же права уничтожать еретиков, подрывающих ее духовные устои? Эти опасения были вполне реальны, даже когда ереси, о которых шла речь, возникали в результате заумных спекуляций по вопросам минимальной теологической важности. Гораздо более серьезной была угроза дуализма, приверженцы которого были организованы и убедительны, а их учение поднимало настолько фундаментальные вопросы, что вызывало сомнения в том, можно ли их вообще называть христианами.
2
Народ и христианство едины.
В северной Франции, Германии и Нидерландах подавление дуализма продолжалось неравномерными темпами около восьмидесяти лет и закончилось почти полной победой Церкви. Этот успех был обусловлен рядом причин. Относительно развитая судебная организация Церкви на севере, более образованное духовенство, поколение исключительно способных и энергичных епископов — все это ему способствовало. Однако два фактора преобладали над всеми остальными. Первый — это народная ярость против еретиков, которая была по меньшей мере столь же сильной, как и ярость самих еретиков против духовенства. Городские толпы искренне боялись гнева Божьего на свои дома и обычно первыми требовали жестоких наказаний для инакомыслящих. Еретики, сожженные в Кельне в 1163 году, были выявлены соседями, которые заметили, что те не посещают мессу. В Суассоне в 1120 году, в Кельне в 1144 году и в Везеле в 1167 году еретиков линчевали толпой, прежде чем церковные власти смогли решить, что с ними делать. Дуалисты, обнаруженные в Льеже в 1144 году, лишь чудом избежали той же участи.
Вторым фактором успешного подавления дуализма была постоянная поддержка со стороны светских властей. Церковь никогда официально не отказывалась от своих возражений против того, чтобы священнослужители выносили смертный приговор. Поэтому она полностью зависела от готовности гражданских властей делать это за них. Канонические юристы начали применять определение римского права lese-majeste (оскорбление величества) к ереси. Богословы требовали вмешательства светской власти, указывая на мятежный подтекст ереси и сексуальную развращенность ее приверженцев. В 1184 году Папа Луций III окончательно договорился с императором о процедуре, которая была воплощена в декрете Ad Abolendam. Торжественно осудив большое количество еретических сект, Луций объявил, что осужденные за ересь должны быть переданы светской власти для такого наказания, какое она сочтет нужным. Однако короли Франции уже давно потеряли терпение из-за нерешительности Церкви. Еще в 1022 году Роберт I Благочестивый созвал собрание сановников, чтобы разобраться с тремя священниками-еретиками из Орлеана, один из которых был человеком весьма известным, бывшим духовником королевы. Сразу же после разбирательства они были сожжены на костре за стенами города, и возможно, это была первая казнь за ересь со времен античности. Людовик VII постоянно поддерживал своего брата, архиепископа Реймсского, в его кампании против катаров, и не раз призывал Папу к дальнейшим действиям против них.