Альбигойский крестовый поход
Шрифт:
Был еще один вопрос, по которому катары не были согласны с ортодоксами. Существование зла в мире объяснялось постулированием существования сверхъестественного духа зла. Но происхождение этого сверхъестественного духа было предметом разногласий. Убежденные дуалисты считали, что дьявол существовал всегда. Он был столь же могущественным и древним, как и сам Бог. Другая школа мысли, называемая монархианами, придерживалась теории падшего ангела, не похожей на теорию ортодоксальных католических богословов. Согласно этой теории, дьявол сам был творением Бога и упал с небес после того, как поднял восстание против Божьей власти. Это разделение убеждений соответствовало расколу, который уже давно произошел среди дуалистов на Балканах. Он был разрешен таким образом, который полностью подтверждает то, что можно было бы ожидать из деталей их доктрин, а именно, что происхождение ереси было восточным, и, что она сохранила тесные связи с дуалистическими Церквями восточного Средиземноморья. До 1167 года французские дуалисты были монархианами, как и большинство богомилов Болгарии. Однако в том же году "Папа" Никвинта, представитель строгой дуалистической Церкви Константинополя, председательствовал на коллоквиуме в городке Сен-Феликс-де-Караман близ Кастельнодари, на котором катары Франции официально приняли бескомпромиссный дуализм греков.
Встреча в Сен-Феликс стала грозным проявлением влияния и организации Церкви, которая
Поскольку катары не признавали необходимости в священнослужении, различие между "духовенством" и "мирянами" в их глазах было менее значительным, чем у их католических соперников. Различие, которое имело значение, отделяло совершенных от других. Совершенные (лат. perfecti) не были посредниками в общении с Богом, как католические священники; они были просто учителями и исключительно святыми людьми. Процесс, который превращал верующего в совершенного, имел много общего с духовным ученичеством, которое требовалось от изучающих основы вероучения в раннехристианской Церкви. Кандидата приставляли к уже существующему совершенному, который давал ему почувствовать аскетизм, которого от него ожидали, и убеждался, что он не отступит впоследствии. Этот период подготовки, abstinentia, был не просто формальностью. Он длился не менее года, а в некоторых случаях и дольше; судя по опыту тех, кто представал перед инквизицией, за ним не всегда следовал consolamentum, который официально принимал кандидата в ряды совершенных. После двух лет пребывания в качестве кандидата Дульсия де Вильнёв-ла-Конталь была признана слишком молодой для вступления в совершенные. Послушничество Раймонды Югла было прервано, когда совершенные, с которыми она жила, были вынуждены бежать в Монсегюр и поскольку она была "недостаточно обучена", они отказались взять ее с собой. После abstinentia кандидат, удовлетворивший своего совершенного, подвергался consolamentum. Подробности этой церемонии известны из рассказов отступников и из руководства по проведению ритуала, сохранившегося в рукописи хранящейся в Лионе. В ярко освещенной комнате, заполненной верующими и сочувствующими, кандидат представал перед старшим совершенным и двумя его помощниками. В длинной проповеди излагались обязательства, которые брал на себя кандидат, и далее он произносил фразу за фразой Pater Noster, единственную официальную молитву, которой учил сам Христос, и, следовательно, единственную, которую признавали катары. Кандидат торжественно отказывался от креста, который был начертан на его лбу при крещении, и принимал вместо него крещение духа. Он обязывался отказывать себе во всех роскошествах, не есть ни мяса, ни молока, ни яиц, всегда странствовать в компании друзей по вере и никогда не позволять страху смерти отвлечь его от взятых на себя обязательств. Затем кандидат преклонял колена в почтении перед совершающим обряд совершенным. Положив на голову кандидата Евангелие Святого Иоанна, совершенный возлагал руку на книгу и, вместе с другими присутствующими совершенными, призвал Бога ниспослать на нового совершенного благословение Святого Духа. Впечатление, которое производил consolamentum на тех, кто его получил, не требует лучшего свидетельства, чем постоянство совершенных во время крестового похода. Ибо хотя простые верующие часто возвращались в лоно католической Церкви, отступничество совершенных было на удивление редким явлением; и многие сотни из них погибли на костре, когда города, в которых они проживали, пали под натиском крестоносцев.
По окончании церемонии consolamentum новый совершенный облачался в одежду, которая отличала его касту до тех пор, пока гонения не сделали благоразумным отказ от ее ношения — длинную черную мантию с кожаным поясом, к которому была прикреплена пергаментная копия Нового Завета. Совершенный не часто оставался в одиночестве. Когда он не странствовал в компании другого совершенного или кандидата на consolamentum, он обычно жил в небольшой общине совершенных, где жизнь не отличалась от жизни членов строгих католических монашеских орденов. Эти дома катарских сановников покупались и содержались за счет подарков или завещаний богатых сочувствующих. В таких оплотах катаров, как Лорак и Фанжо, их было несколько. Стоимость их содержания была такова, что вызывала обвинения в вымогательстве у смертных одров зажиточных людей. Но на самом деле сочувствие и щедрость местной знати обычно делали практику дарений ненужной. Дома женщин-совершенных часто наполнялись богатыми и благородными дамами, которые, в отличие от мужчин, членов их семей, часто доходили до получения consolamentum.
Простые верующие, конечно же, не были исключены из внутренней жизни Церквей катаров. Верующий (лат. credentes) также отмечал свое членство в секте церемонией convenientia, во время которой он обещал стремиться к consolamentum и получить его на смертном одре, если не раньше. Дом совершенных был центром его духовной жизни, где он представал перед совершенными, получал их благословение и принимал ритуальную пищу, которая становилась основной "службой" рядового верующего. Раз в месяц он посещал общую исповедь, известную как apparelliamentum, на которой дьякон читал
Пытаясь отречься от своей человеческой натуры и стать чистым духом, некоторые совершенные приняли медитативные практики, схожие с буддистскими. Через много лет после того, как она из любопытства посетила одного из таких людей, женщина из Пюилорана рассказала инквизиторам о "необыкновенном зрелище" совершенного, сидящего в кресле "неподвижно, как ствол дерева, не обращая внимания на окружающее". Доведенный до логического завершения взгляд совершенного на жизнь предполагал самоубийство как на желанное освобождение души, заключенной в тюрьму в бренном теле. Однако это было менее распространено, чем утверждали ужасающиеся антагонисты. Но совершенные действительно морили себя голодом и в редких случаях налагали пост до смерти на больных, которым они давали consolamentum. Иногда применялись и более жестокие методы. Некая Гилельма, совешенная из Тулузы, ослабляла себя пускала кровь находясь в горячей ванне и, наконец, выпила яд и съела толченое стекло. Несколько человек перерезали себе вены. Все рассказы об этих мрачных самоубийствах сходятся в том, что верующие, присутствовавшие при этом, относились к умирающей совершенной с благоговением и восхищением.
Грех, смерть, искупление, спасение. По всем этим вопросам глубокие разногласия отделяли катаров от католиков, и из них возникли радикально различные кодексы социального и морального поведения. Угроза проклятия становилась центральной темой морального учения католической церкви. Но катары отрицали существование Ада и Чистилища. Власть Сатаны, утверждали они, ограничивается материальным миром; даже самая грешная душа находится вне его власти и неизбежно должна быть спасена после соответствующего периода очищения. Проблема очищения без Чистилища была той, к которой обращались не все катары. Те, кто обращался, пришли к выводу, не похожему на метемпсихоз греческих и индуистских философов. Душа переходила из одного тела в другое, пока не очистится от греха. "Она покидает тело умирающего человека, чтобы найти спасение в теле осла", — утверждал один из совершенных. Другой считал, что святой Павел прошел через тридцать три реинкарнации, прежде чем был допущен в Рай.
Не одна доктрина катаров имела антисоциальные последствия, на которые ортодоксы не замедлили указать. Некоторые из тех, кого допрашивала инквизиция, были анархистами, которых можно встретить на задворках любой неортодоксальной секты. Те, кто критиковал все уголовное правосудие и считал, что правители прокляты, имели мало сторонников даже среди своих единоверцев. Однако возражения против смертной казни были более распространены, а осуждение клятв было всеобщим, что было опасным предрассудком в обществе, которое не знало никаких других гарантий выполнения обязательств. В руководствах для инквизиторов, которые различались по многим вопросам, все сходились на том, что катара можно определить по его отказу принести клятву. Сексуальное поведение катаров вызывает больше споров. Обвинения в сексуальной развращенности слишком часто выдвигаются против меньшинств, чтобы их можно было принять без сомнений. Тем не менее, существует множество доказательств того, что катары не одобряли брак, и это мнение логически вытекает из их презрения к материальному миру. Человеческая плоть — зло, а ее порождение — невыразимо порочно. "Плотский брак всегда был для них смертным грехом, — писал Ренье Саккони, сам еретик-отступник, — законный брак так же сурово наказывается Богом, как прелюбодеяние или кровосмешение". Действительно, брак был хуже этих грехов, так как через него сексуальные отношения получали официальную санкцию. Не только показная доброта заставила инквизиторов принять брак как доказательство примирения совершенного с католической Церковью. Неестественные половые акты простить было труднее, и Алан Лилльский был не единственным католиком, обвинявшим катаров в том, что они предпочитают содомию естественным половым актам. Как и утверждение о том, что в общинах совершенных проводились оргии, эти предположения, вероятно, можно отбросить как фантазии инквизиторского ума. Однако как пропаганда они были эффективны. Очевидная святость совершенных была неоспорима. Почти каждое их миссионерское предприятие увенчивалось успехом, и было далеко не очевидно, что Бог не с ними.
Вальденсы представляли меньшую угрозу, хотя к концу XII века они создали значительные общины в Лангедоке. Они отрицали, что для спасения человека необходимы священники, и довели эту точку зрения до логического завершения, призывая мирян читать Библию на просторечии, проповедовать и совершать те таинства, которые они признавали. Они также разделяли неприятие катарами клятв и смертной казни. Но по большинству вопросов католики и вальденсы оказались в одном лагере. Один из первых аргументированных трактатов против катаризма был написан испанским вальденсом Дюраном из Уэски, который позже был обращен в католичество в присутствии Святого Доминика. Но и сам Доминик, кое что перенял у вальденсов. Сандалии первых доминиканцев и их упор на публичной проповеди были сознательно заимствованы у них. Среди вальденских мучеников было мало жертв крестовых походов и даже инквизиции, что является отражением чувства меры, которое не покидало Церковь даже в моменты разгула ее мстительности.
В письме Людовику VII в 1173 году архиепископ Нарбона указал, что духовенство его осажденной епархии уже думает о насильственных репрессиях. "Корабль Святого Петра слишком потрепан, чтобы плыть дальше; нет ли у Вас сил взять в руки пояс веры и меч правосудия для защиты Господа и нашей Церкви?" Если обращение архиепископа было адресовано королю Франции, а не графу Тулузскому, то это потому, что он знал, как сильно ослабла власть графа в результате непрерывных войн. Во время Собора катаров в Сен-Феликс Раймунд V находился в состоянии войны с королем Арагона и большинством его крупных вассалов. Сам Раймунд был хорошо осведомлен об успехах, которые еретики делали в его владениях, и о причинах этого. В письме, адресованном главе ордена цистерцианцев, он указал на запустение церквей и прекращение богослужений. "Немногие еще верят в Сотворение или Воскресение; таинства презираются, и религия двух принципов повсеместно утвердилась". Признавая собственное бессилие, граф мог надеяться только на вторжение французского короля в его княжество. "Я открою ему свои города и отдам свои замки. Я покажу ему, где можно найти еретиков, и поддержу его в кровопролитии, если врагов Христа удастся таким образом сбить с толку".