Альбион
Шрифт:
Потом сон перенёс его в другое место, к другим сценам и событиям. Если бы он не спал, он смог бы зажмурить глаза, свернуться в клубок и надеяться, что все эти видения исчезнут…
* * *
Вот второй сон:
Меч Надара ударил крестьянку в шею, но несколько мгновений женщина ещё стояла, не веря, что умирает. Он толкнул её, высвобождая меч, и тело упало на землю. Его конь не понял намерений хозяина и стал отходить в сторону. Надар сердито закричал, пришпоривая коня так, что кровь ручьями потекла с его боков.
Здесь, в сердце битвы, шум был оглушительным. Несколько крестьян
«Эти нелюди так громко кричат, — думал он, а затем неиз6ежно: — У неё были зелёные глаза».
Крестьянские лучники, заметив слабину эллонской обороны, возобновили свой смертельный дождь. Надар почти инстинктивно загородился щитом от стрелы и погрузил меч в живот очередному воину.
Вокруг было столько народу, что ему стало трудно продираться сквозь эту толчею. Конь тоже был испуган шумом и давкой.
Надар отрубил чью-то руку. Человек выглядел таким дружелюбным перед тем, как попытался отрезать ему стремена своим грубым крестьянским мечом.
«Плуги, переделанные в мечи, — думал Надар. — Лучше бы наоборот. Может, если бы мы… Нет, они перебили бы нас всех». Он с лёгкостью отразил удар боевого топора, тот отлетел в гущу сражающихся людей. Может, даже убил кого-то; кто знает? Конь Надара ударил копытами по почкам одному из противников.
«Ведь они люди», — думал Надар, убивая ещё кого-то. Земля под копытами его коня имела ужасный красно-коричневый оттенок. Зелёный цвет травы почти полностью исчез. Под ногами были лишь кровь и грязь.
Его конь наступил на труп, и Надар посмотрел на него, мечтая убраться поскорее из этого места.
Стрела вонзилась в круп его коня. Ранение не было серьёзным, но оно напомнило Надару, что выбор у него только один: он должен выиграть эту битву или умереть.
Он чуть не плакал, с трудом различая людей, которых убивал своим мечом, превратившимся, казалось, в независимое существо, управляющее его рукой так, чтобы наносить максимальный урон шевелящейся перед ним плоти.
Его правая рука гудела от усталости. Меч от частого использования стал непомерно тяжёлым.
Ещё одна крестьянская женщина с криком умерла.
Дальше, дальше сквозь барьер.
Кто-то прокрался снизу и перерезал горло коню Надара. Тот, обливая кровью нападавших, повалился вперёд.
Надар с огнём в глазах поднялся на ноги, и его меч заработал так быстро, что взгляд не успевал за ним. Вот он вонзился в пах пожилому плохо одетому крестьянину, вот разрубил ключицу рыжеволосой женщине, которую он предпочёл бы видеть среди своих жён.
«Она падает, провозглашая криком свою смерть, а я могу лишь двигаться вперёд, к тому человеку со светлыми волосами. И при этом Дом Эллона считается цивилизацией. Да, но его благословило Солнце, а эти вот — просто животные, которых мы разводим. Хотя, может, Солнце и ошибается, и тогда истекающая кровью женщина — вовсе не убитое животное…»
Ланьор умирает, и на её лицо наступает эллонский ботинок.
Снова дождь стрел. Отовсюду доносятся крики.
«Неужели нельзя
Убить лидера — не главное, это можно сделать и позже. Вот подавить бунт…
Эту битву необходимо выиграть.
Продолжая рефлекторно рубить крестьян, Надар оглянулся, чтобы узнать, сколько из его офицеров осталось в живых.
«Гарндон никогда бы не одобрил этого, но есть шанс, что…»
* * *
Сны становились всё более и более кошмарными…
Глазами Лайана Джоли видит океан страданий.
Нет, не боль умирающих от ударов его топора, рассекающего вены и артерии так, что белая шея Анана становится кроваво-красной, а боль самого Лайана. Сын Термана хотел уничтожить Дом Эллона, чтобы прекратить его тиранию над крестьянами. Теперь, видя эту бойню, он начал ценить жизни солдат. Раньше ему всё казалось очень простым: после уничтожения Эллонии крестьяне сами смогут управлять своим будущим, руководимые, если они вообще нуждались в руководстве, каким-нибудь сильным человеком. Может быть, хотя и не обязательно, самим Лайаном. Эти грандиозные мечты были необычайно далеки от грязного дела, которым он сейчас занимался: его топор перерубил шею какому-то несчастному дураку, полагавшему, очевидно, если он пойдёт в армию, то будет иметь столько женщин, сколько захочет.
Бедный дурак умер.
Слишком много дураков умерло.
С обеих сторон.
* * *
Дрёма издал во сне тонкий протяжный стон. Изо рта у него текла слюна, когда он катался по земле, хотел избавиться от кошмаров, но знал, что это невозможно…
* * *
Анан получил сильную резаную рану в грудь, и это рассердило Лайана больше, чем что-либо другое, прервав его размышления.
Эллон, чей меч поранил коня, с удивлением поглядел на место, где только что была его правая рука. Тот Кто Ведёт едва заметил, как его топор, продолжая двигаться, вскрыл грудь молодого эллонского лейтенанта, почти не встретив сопротивления от доспехов.
Солнце продолжало добродушно наблюдать за всем этим.
Лайан освободил топор и, стараясь не смотреть на лезвие, замахнулся наугад в другую сторону. С плеч скатилась чья-то голова, и он почувствовал приступ тошноты.
«Да, — подумал Лайан, — меня называют «Тот Кто Ведёт», но я не хотел приводить своих людей к этому».
Новая жертва. Затем ещё одна.
«Обратно в деревню…»
Откуда-то взявшаяся стрела воткнулась ему в ягодицу, но не вызвала ничего, кроме минутного раздражения. Он отломил древко, выступающее из его плоти, и, не обращая внимания на боль, всадил топор в смотровую щель шлема эллонского всадника, да так, что человек, не успев крикнуть, сразу упал на землю. Лайан с трудом вытащил топор из его головы, чтобы замахнуться снова.
* * *
Дрёму тошнило.
Он знал, что всё это происходило наяву.
* * *
Тот Кто Ведёт не имел понятия о том, что случилось с Сайор. Она не была хорошим воином, поэтому скорее всего уже погибла, разрезанная на части эллонским мечом, и тело её вбито в землю конскими копытами обеих армий, а лицо изувечено до неузнаваемости.
Нет. Он не хотел об этом думать.
Его плащ был липким и красным. И это раздражало его даже больше, чем необходимость убивать. Он разбил череп какого-то солдата, изогнулся, чтобы избежать удара просвистевшего мимо эллонского меча, и подумал: удалось ли Рин атаковать с тыла?