Алеф (CИ)

Глебов Виктор

– Нет.

Пожалуй, стоит говорить с Виктором помягче. Я ведь хочу, чтобы он вернулся.

– Где ты живёшь?

Молчание.

– С матерью?

В динамике щёлкает, и через секунду раздаются гудки. Я отдаю трубку Фёдору и прохожу мимо него к двери. У крыльца меня ждёт машина.

– В офис, - говорю я, забираясь на заднее сиденье.

Года три назад, когда я лежал в кровати, собираясь выйти в реальность, в комнату проскользнула Ева. Она прошлёпала по полу босыми ступнями и залезла

ко мне под одеяло.

– Привет, - сказала она, поудобнее устраивая голову на подушке.
– Почему ты не спишь?

– А ты?
– спросил я, отодвигаясь к стене, чтобы дать ей побольше места.

– Не хочется.

– Тебе завтра рано идти в школу.

– Ну, и что? Я от этого быстрее не засну.

Я улыбнулся в темноте её словам и предложил:

– Если не хочешь спать, можно во что-нибудь сыграть.

Ева обрадовалась.

– Давай в правдивую историю, - предложила она шёпотом.

– Это как?

– Для этого нужно, - Ева придвинулась ближе, - рассказать о себе историю, только чтобы всё было правдой. Так что сначала поклянёмся не врать, ладно?

– О'кей, - ответил я.
– Обещаю.

– Я тоже, - Ева подняла вверх руку, как бы принося клятву.

– А про что должна быть история?

– Мы посчитаемся. Кто выйдет, тот загадывает, о чём рассказывать. Чур, я считаю!
– Ева начала декламировать стишок, указывая поочерёдно то на себя, то на меня: - На золотом крыльце сидели… Я вышла!
– через несколько секунд воскликнула Ева и захлопала в ладоши.

– Ну, - сказал я, улыбнувшись, - загадывай.

– Сейчас-сейчас, что-нибудь придумаю, - Ева подняла глаза к потолку.
– Ага, вот. Расскажи, почему мама нас бросила.

Вопрос застал меня врасплох. Я не знал, что ответить, и молчал. Ева нетерпеливо потеребила меня за руку.

– Ты обещал не врать, - напомнила она.

– Маме не нравилось, что я работаю в своей фирме, - ответил я уклончиво.

– Почему? Ведь теперь нам живётся гораздо лучше.

– Ну, ты же знаешь, что мы продаём.

– Мёртвых детей?

Я кивнул:

– Точно.

– Ну, и что? Ведь им всё равно. Да, и потом, они ведь сами умерли, разве нет?

– Мама считает, что мы не должны этим пользоваться.

– И поэтому она нас разлюбила?

– Нет, - я положил ладонь Еве на голову.
– Только меня.

– Неправда. Если б она нас любила, то не ушла бы.

– Но ведь вы остались со мной.

– А разве ей нельзя приходить?

– Можно.

– Так почему же она ни разу не зашла?

– Не знаю, милая.

Ева помолчала.

– Пап, а как это вообще бывает?

– Что именно?

– Ну, почему люди могут разлюбить?

Хороший вопрос.

– Ну, - я оглянулся вокруг в поисках чего-нибудь,

что могло бы мне помочь, и увидел на прикроватной тумбочке стакан.
– Видишь стакан?

Ева кивнула.

– Представь, что это человек. Теперь смотри: у стакана много граней, но тебе видны сейчас только четыре, значит, ты, хоть и знаешь, что это стакан, но судишь о нём только по этим четырём видимым граням. Согласна?

– Наверное.

– С обратной стороны стакан может оказаться и битым, и грязным. Значит, ты видишь не сам стакан, а его образ, который построило твоё воображение, опиралась лишь на эти четыре видимые тебе грани. Это называется гештальт.

– Как?

– Не важно. Суть в том, что, если повернуть стакан другой стороной, и она окажется, скажем, с трещиной, то твоё сознание сразу перестроит готовый образ, и, хотя ты будешь знать, что стакан тот же, его образ станет немного другим.

– С трещиной?

– Именно. Так же получается с людьми. Сначала ты любишь образ человека, состоящий из четырёх граней, а потом видишь пятую и либо любишь этот новый, уже пятигранный, образ, либо нет. И это только кажется, что разлюбил того же самого человека, потому что на самом деле того, кого любил, уже нет - он исчез, как только появилась новая грань. Да, и потом, ведь не самого человека любят вовсе, а всегда только его образ.

– Потому что все грани увидеть невозможно, - понимающе кивнула Ева.

– Да. На это не хватит целой жизни.

– Жаль, мы не бессмертны, - вздохнула она.

Больше мы с Евой не говорили. Через несколько минут она заснула у меня на плече, а я почти до утра лежал с открытыми глазами.

Я вспоминаю всё это, пока еду в машине, глядя в тонированное окно на небоскрёбы и пешеходов.

Киберград растёт быстро. Сейчас он уже не тот, что несколько лет назад.

Я тоже изменился. Раньше меня обуревали мечты, нелепые и наивные, почерпнутые из книг и фильмов. Мои друзья походили на меня. Нас томило предчувствие великих свершений, и мы надеялись стать знаменитыми, богатыми и счастливыми.

Помню, как мы пили пиво из тёмно-коричневых, то ли запотевших, то ли запылённых бутылок. Обречённые жить на каменных островах городов, поднимаясь вместе с асфальтом всё выше и выше над землёй, слабея с каждым новым достижением цивилизации. Мы родились в странное время, когда вокруг не было ничего, за что можно было бы уцепиться, во что стоило поверить. Нас приучили к мысли, что всё, что нас окружает, - плохо и порочно. Мы не нашли ничего лучше, как отвергнуть действительность и отдаться иллюзии. Нашей верой стало отрицание, оно делало нас сильными и цельными, давало право на место под солнцем. Мы спешили урвать у жизни - пусть даже поддельной - всё, что можно.