Алеф (CИ)
Шрифт:
Но ты, Мария, не была из породы гончих. Не создавала богов, не искала религии, не стремилась пожрать мир. Ты просто верила, что надо быть честной, не прогибаться под обстоятельства и оставаться собой. К сожалению, всё это - лишь красивые слова. У них есть цена, и порой на то, чтобы оставаться чистеньким, просто не хватает ни сил, ни денег. Я знаю это по себе. Может, и ты, в конце концов, начала что-то понимать. Не знаю.
Суть в том, что для меня ты воплощаешь три понятия - Любовь, Счастье, Ненависть. Когда я тебя любил, то чувствовал лёгкость. Сейчас я тебя ненавижу, и, стоит об этом вспомнить, как
Ты хотела, чтобы я перестал торговать мёртвыми детьми, и поэтому убила меня, Мария. Разве это то, к чему ты стремилась? Чувствуешь ли ты, что поступила так, как следовало? Чиста ли твоя совесть?
Я бы убил тебя, но кого мне тогда ненавидеть?
Едва я переступаю порог приёмной, как Мила сообщает, что звонил мсье Этель и спрашивал, не смогу ли я его сегодня принять, и есть ли у меня для него что-нибудь подходящее.
К счастью, вчера нам прислали партию младенцев, и там имелось несколько любопытных образцов. Я говорю секретарше, чтобы назначила Этелю на двенадцать, а сам звоню на завод и прошу прислать мне трёх малышей: сирену, циклопа и пингвина. У первого главное достоинство состоит в том, что его хвост имеет необычайную длину - почти двадцать восемь сантиметров, у второго нет ушей, а пингвин - плод с ластами вместо рук - сам по себе большая редкость. Думаю, будь здесь Фернен, он попытался бы перехватить его у своего друга.
В ожидании Этеля просматриваю финансовые отчёты за последнее время. Картина безрадостная: прибыль идёт на спад, заказов всё меньше. Если не организовать контрабанду, причём в приличных масштабах, скоро придётся распрощаться и с офисом в небоскрёбе, и с фабрикой. Что я тогда буду делать? И мои партнёры тоже? Они, возможно, найдут другое занятие, но я-то уже сроднился с маленькими уродцами. Без них мне в виртуальности делать нечего. А в действительности - тем более.
Мне привозят три ёмкости с экземплярами нашей продукции. Как я и думал, все - в прекрасном состоянии. Убираю их до поры под стол.
Этель прибывает на две минуты раньше назначенного времени и долго, навязчиво за это извиняется. Я успокаиваю его и приглашаю сесть. Француз опускается в кресло и молча сверлит меня взглядом светлых, водянистых глаз. В них застыло выражение напряжённого ожидания. Крупные узловатые руки Этель положил на колени и из-за этого походит на провинившегося ученика в кабинете директора.
– Что ж, мсье Этель, - говорю я, садясь напротив, - думаю, вы не пожалеете, что немного подождали, - с этими словами я запускаю руку под стол и извлекаю оттуда первую ёмкость.
– Поглядите, что я вам приготовил.
Около минуты француз с интересом разглядывает плавающего в зеленоватом растворе уродца.
– Впечатляет, - произносит он, наконец, и переводит взгляд на меня.
– А что ещё?
Я ставлю рядом второго.
Этель кивает.
– Всё?
Отрицательно качнув головой и стараясь не выдать удивления: любой другой клиент при виде такой красоты уже давно хлопнулся
Этель заметно оживляется:
– А вот это уже действительно интересно!
– говорит он, подавшись вперёд.
– Такой экземпляр заслуживает особого внимания. Что же вы, господин Кармин, жаловались, что ваша фирма испытывает недостаток в стоящих образцах?
Я пожимаю плечами.
– Просто удачная партия, мсье Этель. Повезло.
– Да, теперь хороший товар - дело случая, - соглашается француз.
– Скажите, вам не кажется, что мы живём в эпоху упадка?
– Ну, я бы не сказал, что всё так плохо…
– Нет-нет, - прерывает меня Этель.
– Я говорю не конкретно о вашем бизнесе, а про наше время в целом.
Мне не хочется вступать с ним в дискуссию. Я хочу, чтобы он купил уродцев и убрался из моего офиса. Но Этель явно настроен на болтовню.
– Хорошего становится всё меньше, - говорит он, - и его нужно либо долго искать, либо доставать за большие деньги. Вы читали Апокалипсис?
– Очень давно, - отвечаю я, надеясь, что мы обойдёмся без проповедей.
– В главе шестой сказано: «Я взглянул, и вот, конь белый, и на нём всадник, имеющий лук, и дан был ему венец; и вышел он как победоносный, и чтобы победить», - с явным наслаждением декламирует Этель.
– Что бы это значило, по-вашему?
– Не имею представления. Вам лучше обратиться за разъяснением в Церковь Смертных грехов. Говорят, они любят цитировать Откровение Иоанна.
– А вам не кажется, что это дух конкуренции, который движет людьми нашего времени?
– спрашивает француз, игнорируя моё замечание.
– Каждый стремится победить любой ценой, даже не задумываясь, зачем. Все хотят быть первыми. Эта вечная гонка ради гонки, нездоровый спорт, ставка в котором - сама жизнь, подчинённая жестоким правилам.
Иногда мне кажется, что люди слышат мои мысли и откликаются на них. Мы словно настраиваемся на одну волну, существуем в общем информационном поле.
Я принужденно улыбаюсь:
– Вполне возможно, мсье Этель. Люди всегда пытались толковать Апокалипсис и находили в нём соответствия со своей эпохой.
Француз не обращает на моё замечание внимания.
– «И вышел другой конь, ражий; и сидящему на нём дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч», - продолжает он.
– Как думаете, это что?
– Может быть, война?
– предполагаю я, решив, что, чем быстрее он изложит свои взгляды, тем быстрее уберётся из моего кабинета.
– Верно!
– от воодушевления Этель выпрямляется в кресле.
– Идём дальше. Сказано: «Я взглянул, и вот, конь вороный, и на нём всадник, имеющий меру в руке своей». Ваши предположения?
– Торгашество.
– Точно! Всё продаётся и всё покупается. Деньги стали единственной вещью, желаемой всеми без исключения. Мы живём в эпоху культа золота. Всё можно измерить и перевести в банкноты.
– Вы это осуждаете?
– Ни в коем случае. Просто констатирую факты. А теперь последнее: «И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нём всадник, которому имя смерть; и ад следовал за ним, и дана ему власть над четвёртою частью земли - умерщвлять мечем и голодом, и мором, и зверями земными».