Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1

Коллектив авторов

в повелительной, утвердительной форме (внешне —

с особой мягкостью, с присоединением осторожного «а мо­

жет быть», «пожалуй», «я думаю»). Если вы тут начнете

его убеждать, то он упрется, но опять мягко, с макси­

мальной деликатностью: «а я все-таки думаю», «нет,

знаешь, пожалуй, это не так». И с этого «знаешь», «по­

жалуй», «не так» не сдвинет его никакая сила. Все это

я пережил при первом, весьма кратковременном, визит­

ном свидании

с А. А. Все это было лейтмотивом наших

будущих отношений и встреч. Я почувствовал инстинк­

тивно важность, ответственность и серьезность этой

встречи. Серьезность отдалась во мне как своего рода

тяжесть, как своего рода грусть, сходная с разочарова­

нием. Так ощущаем мы особую, ни с чем не сравнимую

грусть перед важными часами жизни, когда мы говорим:

«Да будет воля Т в о я » , — так слышим мы поступь судьбы,

независимо от того, несется ли к нам радость или горе.

«Блок», восемнадцатилетнее личное знакомство с ним

есть важный час моей жизни, есть одна из важных ва­

риаций тем моей судьбы, есть нечаянная большая ра­

дость, и, как всякая большая радость, она не радость,

а что-то, для чего у нас нет на языке слов, но что вклю­

чает в себе много горечи.

Все это прозвучало мне издали в первую встречу и

в первый миг в передней. Отсюда впечатление грусти

и тяжести, отсюда отражение этой тяжести как разоча­

рования: нет, тут не отделаешься, тут испытуется душа,

тут или все, или ничего. Помнится, как ни интересовался

240

я Л. Д., по в это первое наше свидание она промелькну­

ла где-то вдали: А. А. занимал все мое внимание.

Светский «визит» продолжался недолго. Супруги Блок

с тою же непроизвольной «визитностью» распростились.

Мы решили встретиться в тот же день у С. М. Соловье­

ва. Мне запомнились морозный солнечный январь, взвол­

нованность, грусть. Не знаю, почему захотелось поделить­

ся впечатлением от встречи с Блоком с очень мне близ­

ким А. С. Петровским, поклонником его поэзии; я зашел

к нему, мы с ним куда-то пошли; помню Никитский

бульвар и мое неумение выразить смутное и значитель­

ное впечатление от встречи с А. А., смутное до того, что

мне стало даже смешно. Я вдруг рассмеялся и развел

руками: «Да знаете — вот уж неожиданным оказался

Блок». И, в стиле наших тогдашних шалостей определять

знакомых и даже незнакомых (прохожих, например)

первой попавшейся ассоциацией, совершенно далекой и

парадоксальной, всегда карикатурной, всегда гротеск

(таков был наш «стиль»), я прибавил: «А знаете, на

что похож Блок? Он похож на морковь».

Что я этой не­

лепицей хотел сказать, не знаю. Может быть, продолго­

ватое лицо А. А., показавшееся мне очень розовым, креп­

ким и лучезарным, вызвало это шутливое сравнение:

«На морковь или... на Гауптмана». А. С. весело рассме­

ялся. Мы продолжали шутить и каламбурить. Так я на­

рочно расшутил то важное и ответственное, что я почув­

ствовал в А. А. Помнится, с Никитского я прошел на

Поварскую, в квартиру, где жил С. М. Соловьев (тогда гим­

назист восьмого класса), и застал супругов Блок у него.

Нам всем сразу полегчало — стало проще, теплее, сердеч­

нее. От того ли, что в квартире С. M. не было никого

из «взрослых», т. е. людей другого поколения, и созда­

вался веселый, непринужденный приятельский тон бесед,

от того ли, что С. М. был родственником Блоку, его

знавшим давно, и одновременно моим большим другом,

оттого ли, что стиль наших интересов ориентирован был

вокруг Влад. Соловьева, созданный нами троими так,

что мы образовали естественно какой-то треугольник

с «оком», вспыхивающим между нами, с единственной,

неповторимой темой Влад. Соловьева, с нашей темой

о Ней, о Прекрасной Даме (Конкретной Теократии, в

жаргоне С. М., «Жены, облеченной в Солнце» — в жар­

гоне моем). Да, вероятно, С. М., вызвавший к жизни

наши отношения с А. А., был необходимым цементом,

241

спаявшим наши внешние отношения друг с другом.

Кроме того, экспансивный, веселый темперамент С. М.,

всегда переходившего от серьезного тона к детской без­

заботной шутке, под которой чувствовалось недетское

молчание, облегчал нашу беседу. Где стоят два человека

друг перед другом, внутренне близкие и извне далекие,

там всегда чувствуется стесненность, что-то сходное со

стыдом. Где появляется третий, одновременно знающий

и по-внешнему этих обоих, там появляется нить обще­

ственности, братства, т. е. естественности, непринужден­

ности, доверчивости. Мы боимся «замаскированных», но

нам с ними весело, когда мы знаем, что под масками

наши друзья.

Отсюда естественно, что в наших первых свиданиях

с А. А. С. М. нас связывал и, будучи младшим, несколь­

ко доминировал, создавал тон и стиль наших бесед втро­

ем, как бы деспотически правил кораблем нашего обще­