Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1

Коллектив авторов

зеленоватый, чуть сероватый, ни светлый, ни темный.

Лучше подобрать и нельзя было к моим волосам и цвету

лица, которые так выигрывали, что раз в театре одна чо­

порная дама, в негодовании глядя на меня, нарочно

громко сказала: «Боже, как намазана! А такая еще мо­

лоденькая!» А я была едва-едва напудрена. Платье это

жило у меня до осени 1902 года, когда оно участвовало

в важных событиях.

Хоть я и поступила на Курсы не очень

убежденно,

но с первых же шагов увлеклась многими лекциями и

профессорами, слушала не только свои — первого курса,

но и на старших. Платонов, Шляпкин, Ростовцев, каж­

дый по-разному, открывали научные перспективы, кото­

рые пленяли меня скорее романтически, художественно,

чем строго научно. Рассказы Платонова, его аргумента­

ция были сдержанно пламенны; его слушали, затаив ды­

хание. Шляпкин, наоборот, так фамильярно чувствовал

себя со всяким писателем, о ком говорил, со всякой эпо­

хой, что в этом была своеобразная прелесть: эпоха ста­

новилась знакомой, не книжной. Ростовцев был красно­

речив, несмотря на то, что картавил, и его «пе гиоды, ба­

зы, этапы» выслушивались с легкостью благодаря интен­

сивной, громкой, внедряющейся речи. Но кем я увлек­

лась целиком, это А. И. Введенским. Тут мои запросы

нашли настоящую пищу. Неокритицизм помог найти ме­

сто для всех моих мыслей, освободил всегда живущую во­

ине веру и указал границы «достоверного познания» и

его ценность. Все это было мне очень нужно, всем этим

я мучилась. Я слушала лекции и старших курсов, по фи¬

лософии, и с увлечением занималась своим курсом —

психологией, так как меня очень забавляла возможность

свести «психологию» (!) к экспериментальным мелочам.

Я познакомилась со многими курсистками, пробовала

входить даже в общественную жизнь, была сборщицей

каких-то курсовых взносов. Но из этого ничего не вышло,

так как я не умела эти сборы выжимать — и мне никто

ничего не платил. Бывала с увлечением на всех студен­

ческих концертах в Дворянском собрании 27, ходила в

маленький зал при артистической, где студенты в виде

невинного «протеста» и «нарушения порядка» пели «Из

страны, страны далекой...». «Расходились» по очень веж-

149

ливым увещеваниям пристава. На курсовом концерте бы­

ла в числе «устроительниц» по «артистической», ездила

в карете за Озаровским и еще кем-то, причем моя обя­

занность была только сидеть в карете, а бегал по лест­

ницам приставленный к этому делу студент,

такой же

театрал, как я. В артистической я благоговела и блажен­

ствовала, находясь в одном обществе с Мичуриной во

французских «академических пальмах», только что полу­

ченных. Тут же Тартаков (всегда и везде!), Потоцкая,

Куз а, Долина. Быстро отделавшись от обязанностей, шла

слушать концерт, стоя где-нибудь у колонны с моими

новыми подругами — курсистками Зиной Линевой, по­

том — Шурой Никитиной.

Надо сказать, что уровень исполнителей был очень

высок. Голоса певиц и певцов — береженые, холеные,

чистые, точные, звучные. Актрисы — элегантные, не ле­

нящиеся давать свой максимум перед этой студенческой

молодежью, столь нужной для успехов. Выступления, на­

пример, Озаровского — это какие-то музейные образцы

эстрадного чтения, хранящиеся в моем воспоминании. От-

шлифованность ювелирная, умеренность, точность зада­

ния и выполнения и безошибочное знание слушателя и

способов воздействия на него. Репертуар — легкий, даже

«легчайший», вроде «Как влюбляются от сливы», но ис­

полнение воистину академическое, веселье зрителей и

успех — безграничные.

После концерта начинались танцы в зале, и про¬

должались прогулки в боковых помещениях — среди

пестрых киосков с шампанским и цветами. Мы не люби­

ли танцевать в тесноте, переходили от группы к группе,

разговаривали и веселились, хотя бывшие с нами кава­

леры-студенты были так незначительны, что я их даже

плохо помню.

Бывала я и у провинциальных курсисток, на вечерин­

ках в тесных студенческих к о м н а т к а х , — реминисценции

каких-то шестидесятых годов, не очень удачные. И рас­

суждали, и пели студенческие песни, но охотнее слушали

учеников консерватории, игравших или певших «Пою те­

бя, бог Гименей...», и очень умеренно и скромно флирто­

вали с белобрысыми провинциалами — технологами или

горняками.

Так шла моя зима до марта. О Блоке я вспоминала

с досадой. Я помню, что в моем дневнике, погибшем в

Шахматове, были очень резкие фразы на его счет, вроде

150

того, что «мне стыдно вспоминать свою влюбленность в

этого фата с рыбьим темпераментом и глазами...». Я счи­

тала себя освободившейся.

Но в марте (у Блока мы узнали, в каких числах) око­

ло Курсов промелькнул где-то его п р о ф и л ь , — он думал,