Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1
Шрифт:
тельные люди и очаровательный дом. Боткины жили в
своем особняке на углу набережной и 18-й линии Ва
сильевского острова. Сверху донизу это был не дом, а
музей, содержащий знаменитую боткинскую коллекцию
итальянского искусства эпохи Возрождения. Лестница,
ведшая во второй этаж, в зал, была обведена старинной
резной деревянной панелью, ступени покрыты красным
толстым ковром, в котором тонула нога. Зал также весь
со старым резным
громадные пальмы, два рояля. Все дочери — серьезные
музыкантши. В зале никогда не было слишком светло,
даже во время б а л о в , — это мне особенно нравилось. Зато
159
гостиная рядом утопала в в свете, и в блестящем сере
бристом шелке мягкой мебели. И главная ее краса —
зеркальное окно, не закрываемое портьерой, и вечером —
с одним из самых красивых видов на Петербург, Неву,
Исаакий, мосты, огни. В этой гостиной в зиму 1901 года
сестры Боткины устраивали чтения на разные литератур
ные темы; одной из тем были, я помню, «Философические
письма» Чаадаева, кажется, еще не очень в то время цен
зурные, во всяком случае мало известные.
Лиля Боткина была со мной на Курсах. До того мы
дружили сначала по-детски, потом я стала бывать у них
гимназисткой на их б а л а х , — самые светские мои воспо
минания — эти их балы. Круг знакомых их был очень
обширен, было много военных, были очень светские люди.
Бывал молодой Сомов, который пел старинные итальян¬
ские арии. Бывал В. В. Максимов — еще правовед Са-
мусь. Много музыкантов, художники. И мать, и все три
дочери были очень похожи и очаровательны общим им
семейным шармом. Очень высокие и крупные, с русской
красотой, мягкой, приветливой, ласковой манерой прини
мать и общим им всем певучим говором, они создавали
атмосферу такого радушия, так умели казаться заинтере
сованными собеседниками, что всегда были окружены
многочисленными друзьями и поклонниками.
Зная о моей дружбе с Блоком, Екатерина Никитична
просила меня передать ему приглашение сначала на бал,
куда он не пошел, потом — на чтения, где он бывал не
сколько раз.
Привожу письмо, ярко рисующее нашу внешнюю от
даленность при такой уже внутренней близости, которая
была в ту зиму.
29 ноября. M-me Боткина опять поручила мне, Алек
сандр Александрович, передать Вам ее приглашение;
только теперь уже не на бал, а на их чтения, о которых
я Вам говорила. Екатерина Никитична просит Вас быть у
них уже сегодня часов в восемь. Надеюсь, на этот
полню ее поручение лучше, чем в прошлый. Л. Менделеева.
И ответ:
Многоуважаемая Любовь Дмитриевна. Благодарю Вас
очень за Ваше сообщение, непременно буду сегодня у
Боткиных, если только не спутаю адреса. Глубоко пре
данный Вам Ал. Блок. 29. XI. 1901. СПб.
160
Вот каков был внешний обиход!
От Боткиных провожал меня домой на извозчике Блок,
Это было не совсем строго корректно, но курсистке все
же было можно. Помню, какими крохами я тешила свои
женские претензии. Был страшный мороз. Мы ехали на
санях. Я была в теплой меховой ротонде. Блок, как по
лагалось, придерживал меня правой рукой за талию.
Я знала, что студенческие шинели холодные, и попросту
попросила его взять и спрятать руку. «Я боюсь, что она
з а м е р з н е т » . — «Она психологически не замерзнет». Этот
ответ, более «земной», так был отраден, что врезался на
всегда в память.
И тем не менее, в январе (29-го) я с Блоком порвала.
У меня сохранилось письмо, которое я приготовила и но
сила с собой, чтобы передать при первой встрече на ули
це, но передать не решилась, так как все же это была
бы я, которая сказала бы первые ясные слова, и моя
сдержанность и гордость удержали меня в последнюю ми
нуту. Я просто встретила его с холодным и отчужденным
лицом, когда он подошел ко мне на Невском, недалеко от
собора, и небрежно, явно показывая, что это предлог,
сказала, что боюсь, что нас видели на улице вместе, и
что мне это неудобно. Ледяным тоном: «Прощайте!» —
и ушла. А письмо было приготовлено вот какое:
«Не осуждайте меня слишком строго за это письмо...
Поверьте, все, что я пишу, сущая правда, а вынудил ме
ня написать его страх стать хоть на минуту в неискрен
ние отношения с Вами, чего я вообще не выношу и что
с Вами мне было бы особенно тяжело. Мне очень трудно
и грустно объяснять Вам все это, не осуждайте же и мой
неуклюжий слог.
Я не могу больше оставаться с Вами в тех же дру
жеских отношениях. До сих пор я была в них совершен
но искренна, даю Вам слово. Теперь, чтобы их поддер
живать, я должна была бы начать притворяться. Мне
вдруг совершенно неожиданно и безо всякого повода ни
с Вашей, ни с моей стороны стало ясно — до чего мы
чужды друг другу, до чего Вы меня не понимаете. Ведь