Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 2

Коллектив авторов

ды, что поэзия представляет собою забаву, искусство

веселое и приятное. Блок заметил на это:

— Н-да. Не за это ли убили Пушкина и Лермонтова?

Встал и ушел. Георгий Иванов продолжал шепеля­

вить о Готье и Малларме. По мнению Георгия Иванова,

поэтом можно всегда сделаться — достаточно изучить

искусство версификации, знать французский язык, из

всех знаний вытянуть по грошику...

Необходимо помнить: после того как Блок написал

«Двенадцать»,

его нарочно злили, раздражали, не подава­

ли ему руки, делали вид, что не замечают его, замечая в

то же время подчеркнуто и нагло. Я наблюдал, как некий

литературный хам толкнул Блока в столовой Дома искусств

и, подумав, толкнул еще раз. Переводчица Анна Василь­

евна Ганзен, старая почтенная женщина, сказала хаму:

— Что ж это вы озорничаете?

И получила в ответ:

— Черт с вами со всеми! Работайте с ними...

За этим грубым и лишенным подтекста ответом стоя­

ла большая группа литераторов, ставших вскоре эмигран­

тами. Уверен, что Блок превосходно провидел будущее

каждого из этой группы. Блок был из тех редких людей,

которые обладали даром предвидения, п р е д ч у в с т в и я , —

вся поэзия его такова. И не только одни стихи его есть

Блок, — именем этим сегодня мы обозначаем эпоху, вре­

мя, атмосферу и целый мир.

Близкий к Блоку человек рассказывал: зашел разго­

вор о зависти. Вспомнили Сальери, завистников по служ­

бе, по литературе.

— Что такое зависть? — спросили с п о р я щ и е . — Как

определить ее, какими словами пояснить ее и себе и

людям? И чувствует ли завистник, что он завидует?

— Нет, не ч у в с т в у е т , — сказал Б л о к . — Он, завидую­

щий, предполагает наличие несправедливости, учиненной

по отношению к нему, завидующему. Дайте и ему то же

самое, что и у других, и он перестанет завидовать. Сле-

254

довательно, зависть — это самомнение. Он думает: то, что

сделал мой сосед, могу сделать и я.

— А если он, завидующий, и в самом деле может? —

спросили Блока.

— Нет, не может. Может тот, кто не завидует. Наи­

более безупречная форма зависти — это завидовать потом­

кам. Мы, мол, нечто с д е л а л и , — вот какие мы, а потомки

будут пользоваться! Потомкам всегда завидовали. Все рус­

ские писатели завидовали им. Пимен у Пушкина работает

ради потомков. Но это, конечно, уже не просто и не толь­

ко зависть, то есть не одно лишь самомнение...

На одном из вечеров в Доме литераторов читал свои

стихи

Федор Сологуб. Длинноволосый юноша воскликнул:

— Ничего особенного, чепуха!

Блок, сидевший неподалеку, беззлобно заметил:

— Не завидуйте, молодой человек!

Молодой человек смутился, захлопал глазами, спро­

сил соседа:

— Кто это?

Ему сказали. Молодой человек пересел на другое

место. Недели через две этот длинноволосый читал свои

стихи в Доме искусств, ему сделали замечание:

— В ваших стихах, товарищ, несомненно влияние Фе­

дора Сологуба и Блока. Своего у вас очень мало...

2

...Слева от Блока шел Константин Вагинов, поэт не­

справедливо забытый, закрытый от молодежи нашей,

справа — поэт и прозаик Сергей Колбасьев, позади Бло­

ка шагали я и Валентин Стэнич — настоящая его фами­

лия Сметанич. Это о нем писал Блок в своем очерке

«Русские дэнди». И потому, наверное, думая, что он мо­

жет быть узнан, Стэнич высоко поднял воротник осенне­

го пальто, на глаза нахлобучил шляпу.

Это я придумал провожать Блока до его дома на углу

Пряжки и Офицерской, еще не получившей нового на­

звания улицы Декабристов. В Доме искусств был литера­

турный вечер, читали стихи Блок, Пяст, Оцуп, Рождест­

венский. Наша компания слушала только Блока 3.

— Блок уже о д е в а е т с я , — сообщил я своим прияте­

лям (мы торчали в артистической — большой комнате, в

ней хоть на велосипеде к а т а й с я ) . — Сейчас попрошу у

него позволения, хорошо?

255

— Оп в дурном настроении, не р а з р е ш и т , — сказал

маленький, щупленький, печальноглазый В а г и н о в . — Ты

его особенно не беспокой, будь повежливее, не напраши­

вайся на проводы...

Я даже ногой шаркнул, подходя к Блоку.

— Александр Александрович, мы хотим проводить

вас до д о м у , — разрешите, пожалуйста! Мы постараемся

ничем не потревожить вас...

— П о ж а л у й с т а , — пожав плечами, невыразительно,

тусклым голосом ответил Блок.

Я побежал вниз, в раздевалку, за мною на манер три­

надцатилетних школьников кинулись Стэнич, Колбасьев,

Вагинов. Спустя две-три минуты мы шли по хрустяще­

му, поющему снегу; был январь двадцатого года, метель

репетировала ночную вьюгу в лирической постановке

блоковских строф. Стэнич шепнул мне:

— Погода б л о к о в с к а я , — люблю!

Колбасьев начал разговор. Он стал расспрашивать