Александр Цыбулевский. Поэтика доподлинности
Шрифт:
В 1964 году Шура начинает вести свои записные книжки, где дает волю внимательной саморефлексии. Само это занятие постепенно выводит его на представление о многоуровневости словесности, на осознание своего места в ней и, как следствие, на попытки зацепить и сформулировать собственную поэтику – поэтику доподлинности.
Его друг Ушанги Рижинашвили справедливо указал на ее прямую связь с Фаустом:
Фаустовское начало – «Остановись, мгновенье, ты прекрасно» – мучило, терзало, жгло его. Прекрасна жизнь во всех своих проявлениях – это единственная, непреходящая, уже известная, но поэтом еще раз открытая и подтвержденная истина. Но прекрасна лишь длящаяся, текучая, переменчивая, неуловимая жизнь. Остановить ее – значит умертвить, обезобразить, расчленить ее. Какой же исход?.. [35]
35
Рижинашвили
Цыбулевский видит выход в том, чтобы
…выразить красоту жизни и себя – в ней в слове – именно в слове – это в ХХ-м то веке, когда уже есть фотография, кино, видеозапись – останавливающие, воспроизводящие, возвращающие нам любые мгновения, пусть даже самые краткие и неповторимо-неуловимые. Но только слово может ухватить явление в его динамике, первичности, незамутненности, продлить, усилить, интенсифицировать переживание [36] .
В середине 1960-х годов еще не печатавшиеся тогда Шурины стихи были замечены некоторыми видными грузинскими и русскими поэтами. А в 1966 году появилась первая стихотворная публикация Цыбулевского – причем в «Литературной газете», что было тогда знаком высшего качества (вступительную заметку написал Симон Чиковани). В 1967 году в тбилисском издательстве «Литература да хеловнеба» вышла его первая книжка – «Что сторожат ночные сторожа», редактором которой был Евгений Евтушенко, а автором предисловия – тот же Симон Чиковани, написавший:
36
Рижинашвили У. Уроки лирики // Дом под чинарами – 1976. Тбилиси, 1976. С. 126.
Но в любом случае – и это главное – в стихах Цыбулевского просвечивает личность автора – человека редкой душевной чистоты, целомудрия и скромности.
Побывал Цыбулевский и в соискателях-диссертантах, причем героем его работы был Александр Блок. Тему диссертации он дважды менял: сначала это было «Возмездие», а потом записные книжки и дневники Александра Блока, только-только появившиеся как завершение превосходного синего блоковского многотомника. Его условным научным руководителем был Георгий Гиголов, но он консультировался и общался еще и ленинградским блоковедом Владимиром Николаевичем Орловым.
Сохранилось письмо Цыбулевского к нему – от 18 ноября 1967 года:
Дорогой Владимир Николаевич! // Ваше письмо я получил поздно – был в отъезде. Теперь хожу с ним и перечитываю его – Вы себе не представляете, как много оно для меня значит, ведь я в какой-то мере занимаясь Блоком давно уже создал себе Ваш культ. Вы для меня и заочно – учитель – в самом трепетном произнесении этого слова, простите, что так беззастенчиво прямо пишу об этом. А теперь у меня есть и Ваше письмо! // Я уже не представляю себе Блока вне артистической атмосферы Ваших комментариев – скупых и щедрых одновременно… // Гие я передал все… Он высылает Вам экземпляры девятого номера Литературной Грузии с М. Цветаевой. Гия был вчера у Марики Николаевны. Увы, ничего радостного: она не встает… // В Тбилиси – осень, несколько ветреная, но все-таки чудесная. Не собираетесь ли Вы сюда? [37]
37
РГАЛИ. Ф. 2833. Оп. 1. Д. 289. С припиской Орловой: «Александр Цибулевский – очень талантливый человек, поэт и прозаик. Рано умер…»
Затем письмо переключается на самого автора:
Радостно, что книжка моих стихов чем-то близка Вам. Это давние мои стихи – впрочем, ссылка на давность, конечно, не оправдание. Теперь стихов писать не умею, учусь прозе. Причем сознательно оправдываю ее традицией (может быть, можно говорить о традиции) – прозы Блока, как она у него писалась в дневниках и записных книжках… То, что получается у меня, вероятно, можно упрекнуть в некотором эстетизме – дурном. // Традиция Блока… кое-где у меня он появляется и сам, конечно, поневоле – обедненный образ. // Если Вам интересно и найдется сейчас для этого время, то я пришлю Вам образец этой прозы (Последнее – 98 стр. на машинке). // С уважением и любовью, // Шура. 18/XI 1967 [38] .
38
Проза Цыбулевского в архиве В. Н. Орлова не сохранилась, зато сохранились стихи: РГАЛИ. Ф. 2833. Оп. 1. Д. 474.
Но диссертация о Блоке так и осталась ненаписанной. Шоком
14 февраля 1969 года Цыбулевского приняли в Союз писателей СССР [39] . На стыке 1960-х и 1970-х годов у него было несколько заметных публикаций в периодике, но исключительно в русскоязычной, выходившей в Грузии, – в журнале «Литературная Грузия» и ежегоднике «Дом под чинарами». Печатались и стихи, и проза, и немногочисленные переводы с грузинского (из Галактиона Табидзе, Карло Каладзе, Тариэла Чантурия, Мориса Поцхишвили и других), а также отрывки из диссертации о переводах Важа Пшавела.
39
РГАЛИ. Ф. 631. Оп. 40. Д. 1370. Между прочим, одновременно со Звиадом Гамсахурдия.
Наконец, в 1973 году в издательстве «Мерани» вышла вторая книга Цыбулевского – «Владелец Шарманки», в которой он собрал свои лучшие стихи и прозаические вещи [40] . О планах автора на будущее свидетельствовало само название одного из циклов стихов – «Строфы для третьей книги». Но третьей прижизненной поэтической книги у Цыбулевского не было.
Диссертацию он все же напишет – сравнительный анализ переводов поэм Важа Пшавела великими русскими поэтами. К защите вышла еще книга-диссертация – в 1974 году: «Русские переводы поэм Важа Пшавела (проблемы, практика, перспектива)», опубликованная тбилисским издательством «Мецниереба» в 1974 году (под редакцией А. А. Гвахария). Саму диссертацию поэт защитил лишь за несколько недель до смерти!..
40
Именно на эту книгу опирается нижеследующий анализ творчества А. Цыбулевского. Ссылки на нее фиксируются только указанием страниц, тогда как библиография ссылок на другие публикации дается в полном виде (ссылки на диссертацию о Важа Пшавела даются сокращенно, например: РППВП, 12, и т. д.)
Заболев, Шура лежал в больнице на Авлабаре, окна палаты смотрели на Метехи. Умер он дома, успев прочесть читательские письма, пришедшие на его «Владельца Шарманки», но не успев на них ответить.
Коллеги по институту писали в некрологе:
В последние дни своей жизни он молча сидел на балконе и часами смотрел на старый город, словно не мог наглядеться. Он угасал, светлел внутренне… В гробу он был прекрасен, нечеловечески красив… [41]
41
Недоспасова М., Гвахария А., Антелава Г. Наш Шура Цыбулевский // Литературная Грузия. 1998. № 7–9. С. 223–224.
Самое последнее из его желаний – поесть хаши – не исполнилось: Гоги Антелава хотя и нашел нужное заведение и принес хаши на Хетагурова, но Жека сказала: не сейчас, они не спали всю ночь. А через час Шуры не стало.
Александр Цыбулевский умер 17 июня 1975 года. Насколько много – даже по грузинским масштабам – у Цыбулевского было друзей и знакомых, стало ясно 20 июня – в день его похорон: в Навтлуги, на Русско-Еврейском кладбище собралась не одна сотня людей [42] , и многие увиделись тут впервые…
42
Некоторых московских гостей разместили у себя соседи А.Ц.
Семейная могила Цыбулевских – недалеко от входа [43] : кроме Шуры в ней лежат его родители и бабушка.
…А вместе с тем Александр Цыбулевский, его стихи и проза – в целом – одно из интереснейших явлений русской словесности своего времени. При этом известность его творчества заметно отстает от той художественной ценности, которую оно собой представляет.
При жизни А. Цыбулевского его творчество было вообще вне поля зрения критиков и литературоведов. Самые первые упоминания его произведений встречаем лишь после его смерти – в рецензиях Ильи Дадашидзе (Дружба народов. 1975. № 8) и Е. Сидорова («Литературная газета» за 24 марта 1976) на сборники «Дом под чинарами» разных лет. Евгений Сидоров, в частности, писал:
43
Как ее найти: от центрального входа (он единственный) пройти метра три, свернуть налево, пройти до третьей аллеи и следовать по ней, буквально метров десять.