Александр Грозный. Исчадия Ада
Шрифт:
— А может быть, тебя, как «казачка засланного» мне специально подкинули? Тот же Люцифер, что б ему ни дна ни покрышки!
— Не-е-е… Точно не он, — с некоторым сомнением произнёс попаданец.
— Зовут-то тебя как, лишенец? — улыбнулся Санька тому, что всё-таки возвысился над оппонентом.
— Почему это я — «лишенец»? — снова обиделся бывший хирург, а Санька вдруг вспомнил семитские маслинообразные на выкате глаза, смотревшие на его изуродованное медведицей лицо.
— Сигизмунд Лазаревич, наверное? — снова хмыкнул он.
—
— Хе-хе! Хрен редьки не слаще, гражданин Цукерман. Значит ты, точно — хороший врач. С такой-то фамилией.
— И такой практикой, — напомнил Цукерман.
— Ладно-ладно, — махнул на невидимого собеседника рукой Александр. — Тебе же ещё и тело подобрать надо. И как ты уживёшься с его разумом?
— А как уживаются с твоим разумом твои «носители», как ты их называешь? Некоторые даже и не понимают, что происходит. Включили, выключили… Или, вернее, выключили, включили. А он как шёл, так и идет. Ещё и продолжает некоторое время выполнять тобой задуманное, как своё собственное.
— Хорошо ты разобрался в моих способностях.
— А чем ещё было заниматься?
— И чем ты хочешь здесь заниматься? Не уж-то не устал от хирургии? Не надоело?
— Надоело и устал, конечно. Но больше, в последнее время, уставал физически. Уже не мог по несколько часов стоять со скальпелем. А ассистентам не все операции доверишь.
— Да-а-а… Хочешь, чтобы было сделано хоть как-то, сделай сам.
— Неожиданная трактовка. В ней слышится горечь и неверие в людей. Но я с ней, пожалуй, соглашусь.
— Ну так и? Кем вы хотите здесь быть, товарищ Цукерман? Может быть вас в митрополита переселить? Макарий меня уже утомил своими интригами. Да и Максим Грек куда-то не в ту сторону рулит.
— Не-не-не! Только не религия. Циничнее и атеистичнее врачей никого не сыскать. Я же просто не смогу удержаться от смеха на литургии. А поминание живых и усопших? Это с моим-то опытом переноса души? Я просто ещё раз умру от смеха.
Санька, и вправду, мысленно «услышал» тихое хихиканье.
— Ладно-ладно, не кощунствуй тут мне! — одёрнул смешливого еврея царь и продолжил грозно. — На службы-то ходить придётся. Усмири гордыню!
— Ха-ха-ха! — не выдержал Самуил Яковлевич. — Ей Богу, рассмешил! Сам-то… Сам… Спишь на службах.
— Тьфу на тебя! — снова сплюнул Санька и тоже улыбнулся. — Учись у отца, как правильно службы слушать. Всё одно придётся. Ну, так и кем?
— Прямо так сразу и выбрать? Дай подумать, Александр Викторович. Всё-таки я тебе харю-то неплохо зашил, согласись.
— Соглашусь. Неплохо. Не хирург-косметолог, конечно, но и впрямь — неплохо.
— О! — вдруг «услышал» Санька. — Я бы косметологией занялся. Был у меня небольшой опыт пластической хирургии, вот здесь я его и применю.
— Вот, ты хитрый! Тебе с твоими возможностями… В смысле с моими возможностями… И резать никого не надо. Пальцем погладил и
— Правильно! Шрама нет, а деньги есть. Сколько тут «красавиц» замуж выйти не могут от того, что рожа крива. Как они тут роды принимают?!
— А где ты таких «красавиц» видел?
— Ха! Так попутешествовал через твоих соглядатаев. Посмотрел мир. Особенно в Европе плохо с красавицами и красавцами. Всех бабок повивальных пожгли, что ли? Ноги, руки, шеи вывернуты с младенчества. Работы непочатый край.
— Там тебя сожгут, — не согласился Санька. — Пусть они сюда везут.
— Правильно. Английскому послу надо хорошенько ногу сломать, а я потом вылечу. Вот и приплывут они потом ко мне лечиться.
— Британцы напасть на Архангельск готовятся. Плывут уже на пяти кораблях под голландскими флагами.
— Знаю. Вот за это и сломать послу ноги.
— Их двое. Кто тебе больше всех не нравится?
— Честно? Оба! Да и всё их посольство. Тоже те ещё выродки. Правильно Булгаков про них писал: «Или нашпионит, как последний сукин сын, или же капризами все нервы вымотает: и то ему не так, и это не так!».
— Точно! — согласился с классиком Санька. — Тогда я тебя в моего придворного лекаря переселю. Он делает вид, что лечит меня, а я делаю вид, что выздоравливаю от его настоек.
— А-а-а… Староват он больно…
— Староват не староват… Ему чуть больше сорока. Зарос волосищем он только, и не моется месяцами. И зубы съел…
— Ну, зубы мы восстановим, — задумчиво произнёс будущий знахарь. — Да и всё остальное поправим. А то у него и хер уже не стоит.
— Уверен, что получится? — удивился Санька.
— Легко! — хмыкнул эскулап.
— Ну, так я его сейчас вызову?
— Вызывай прямо ко мне. Вроде, как захворал наследничек. Я то есть…
— Логично… Марта, — позвал он воительницу, — приведите знахаря Кирилла к наследнику.
— Сделаем, господин! — отчеканила Марта и исчезла.
— И я пойду к сыну, — задумчиво сообщил царь Марте и продолжил так, что воительница его не поняла в первый раз за время их взаимоотношений. — Посмотрю ему в очи ясные…
Наследник встретил «отца» агуканием и чистым взглядом синих глаз. Слегка прищуренным и настороженным, нужно отметить, взглядом. Санька, увидев настороженного отпрыска, хмыкнул и, подойдя, притронулся пальцами к его лбу.
— Вспотел, малыш? Не приболел ли? — спросил царь мамок и нянек, стоявших рядом с «малышом», обращаясь к ним всем разом. Он обвел их суровым взглядом.
— Почему мне охрана докладывает о том, что наследник престола болен, а не вы? Почему лекаря не позвали?
Мамки и няньки стояли выпучив глаза. Тут ввели испуганного лекаря.
— Что случилось, великий государь? — прошептал знахарь, ибо он и был никаким не лекарем, а травознатцем, а по сути, обычным знахарем.
— Сказали, что хворь на Ивана напала. Пришёл, смотрю, потный весь и голова, вроде, горячая. Потрогай сам.