Александр Грозный. Исчадия Ада
Шрифт:
Знахарь приблизился.
— Руки мыл? — спросил вдруг царь.
— Мыл! Мыл, государь. Марта твоя не даст соврать. На входе и вымыл. Спиритусом. С собой брал.
Марта кивнула. Кивнул и Санька.
— А я думал, что ты бухой!
— Как можно, великий…
— Да, как всегда. Ты этот спиритус хлещешь как воду. Тебя в банку можно без спирта положить и в кунсткамеру поставить. Триста лет простоишь.
— Зачем в банку-то. Я и так постою.
Только лишь знахарь притронулся ко лбу ребёнка, Александр пожелал перемещения в него духа Самуила Яковлевича. И чудо произошло. Взгляд малыша перестал быть осмысленным
— Здравствуйте вам товарищ хирург! — поприветствовал Александр Самуила Яковлевича. — Рад приветствовать вас в новом теле. Как оно?
— Лоб у ребёнка и вправду горячий, — согласился лекарь с царём. — Хорошо, что я пришёл сюда.
Бывший знахарь оглянулся и осмотрелся.
— Да-а-а-а… Зрение тоже хреновастое. Но ничего-ничего. Мне нравится, как у тебя, Александр Викто… Простите… Александр Васильевич, великий государь.
И добавил мысленно.
— Периферийное себе сделаю, как у тебя. Поможешь?
— Помогу. Доставай из сумки травяные сборы и дай мне. Я скажу, какой давать.
Лекарь порылся в сумке, перекинутой через плечо и стал доставать холщёвые мешочки. Доставать и передавать царю. Тот их в руки не брал, а только нюхал.
— Вот этот.
Лекарь понюхал сам и, скривившись, развязал мешочек. Достав щепоть порошка он приблизил их к близоруким глазам.
— Хрень какая-то, — сказал он.
— Это самое безвредное. Чабрец, зверобой, мать и мачеха, ромашка.
— Нормально, — согласился лекарь и приказал нянькам. — Принесите кипятка! И заварник.
Те метнулись в детскую кухню, что находилась через стенку и вернулись с медным ковшом и парой керамических «гжелевских» заварников.
Самуил Яковлевич засыпал в заварник травяной сбор и залил кипятком.
— Пусть стоит пока не охладится. А как охладиться так дайте мальцу попить. Сие только к вечеру случится. Ранее не давать.
Лекарь обернулся к царю.
— Всё, великий государь. Сделал всё, что смог.
— Ну, пошли, тогда отсель.
Царь было приобнял лекаря и тут же отдёрнул руку, скривившись.
— Ох и воняет от тебя, эскулап. Пошли ка я тебя в баньку свожу. А Марта тебя там и пострижёт.
Санька вдруг рассмеялся.
— Что-то меня сегодня в баню так и тянет. А и хрен с ней, с этой работой. Постоит без меня. Там в сумке склянка есть?
Лекарь пошарил и вынул тёмного стекла литровку, закрытую деревянной пробкой.
— Он! — утвердительно кивнув головой, сказал царь.
— Точно он? — спросил лекарь.
— Абсолютно!
— Абсолют?
— Почти, но не хуже. Мои винокурни гонят.
— Тогда пошли в баню. Закусить бы?
— Сейчас организуем. Марта!
— Всё поняла. Уже собирают на стол.
— Вот это сервис! Чтоб я так жил! — произнёс бывший еврей, заточённый в оболочку мокшанского языческого знахаря Кирилла.
— Но-но! Это мой сервис! –погрозил пальцем царь. — Царский разряд!
Санька рассмеялся. Ему вдруг стало легко и весело. Он и охмелел даже чуть-чуть от осознания того, что в этом мире он не один и есть другая, похожая на него душа. Теперь ему есть с кем поговорить о прошлом и даже, он, почему-то, был в этому верен, найти общих знакомых. Городок Лучегорск, в котором находилась больница, и где Саньку постоянно штопали или лечили,
— Пошли-пошли, эскулап. Я тебя сейчас веником отхожу.
— Бля! — простонал сладострастно лекарь. — Сто лет в бане не был.
— Ты в такой бане вообще никогда не был! Покажем ему, Марта, где раком зимуют?
— Как скажешь, господин.
— Это — писдец! — простонал эскулап и ускорился почти до бега.
Однако царь бегать не имел права по статусу, а потому и лекарь был вынужден сбавить ход. Так они и дошли до бани, стоявшей чуть в отдалении от дворца, чинно с толком и расстановкой. По пути к ним присоединились кикиморки, несущие банные принадлежности. Девицы уже переодетые в сарафаны, имели совсем иные обличия, и поэтому казалось, что прислуги во дворце видимо не видимо.
В предбаннике стол был уже накрыт белой скатертью окантованной вышивкой. На скатерти уже стояла снедь.
Александр вдруг вспомнил, что за всеми утренними перипетиями, он даже не смог позавтракать, а день уже — он понял по солнцу — приближался к полудню. Поэтому, увидев мясные, рыбные блюда, каши и напитки, царь радостно потёр ладони и сглотнул так, что услышал даже Самуил.
— Оголодал, что ли, вашество? — спросил лекарь и протянул руки к столу.
Санька от такого обращения едва не подавился слюной и подумал, что одёргивать «попаданца» нужно сразу и сильно. Иначе дальше будет только хуже. Однако настроение у него было отличное от понимания перспектив и он не стал проявлять излишнюю агрессию.
— Ты, Самуил Яковлевич, если до сих пор не понял куда и как глубоко ты попал, то я тебе сейчас объясню, но в первый и в последний раз. Попал ты в такое общество, где даже неуважительный взгляд может привести к тому, что тебя просто убьют. Пришлют холопов и сожгут вместе с домом. Ещё и слуг твоих всех до одного порежут, как свиней. А по отношению к царю, то есть ко мне, ты должен быть настолько, предупредителен и вежлив, чтобы не только я, но и никто другой не смел подумать, что ты меня не уважаешь. Ежели ты этого н е поймёшь и продолжишь ко мне обращаться неучтиво и с небрежением, то я буду вынужден заменить тебя кем-нибудь другим. И не советую проверять мои слова. Пощады у меня ты не выпросишь. Кого другого я бы ещё простил и то, ранее. Сейчас же у меня такой выбор людских душ, что я могу просеивать их через своё сито сколько угодно долго. И… Кстати сказать… Разобрался я уже с тем, как ты блокировал меня от своей, э-э-э, ауры. Изучил я уже твой опыт. Спасибо тебе. В благодарность обещаю, что не стану возвращать тебя в то место, откуда изъял. А просто отдалю от себя, как можно дальше. Даже, может быть, по твоему выбору. Но если хочешь быть рядом, соответствуй.
Глава 8
Санька произнёс речь, обращённую к лекарю, мысленно, установив с ним защищённый и закрытый от других сущностей этой ноосферы, канал связи, вынеся его за её пределы. Его, разделённое на более чем десяток частей сознание, проанализировало ноосферу сущности, подселённой к знахарю и сделало определённые выводы, перенастроив систему безопасности. Оно же обнаружило и «показало» Саньке тот коридор, про который говорил Самуил, связывающий Саньку, как оказалось со старым миром.