Александр I
Шрифт:
"Он был человек более восприимчивый, чем деятельный <…>. Притом это было лицо историческое, действительное, не художественный образ <…>. Может быть, следя за воспитанием Александра I и кладкой его характера, мы кое-что уясним себе в вопросе, каким образом европейским миром поочередно могли распоряжаться такие контрасты, как Наполеон, игравши"! в реакционном эпилоге революции роль хохочущего Мефистофеля, и то г же Александр, которому досталось амплуа романтически-мечтательного и байронически-разочарованного Гамлета".
Историк Н.И. Ульянов:
"В успехе Александра его актерский талант сыграл,
Великий князь Николай Михайлович (внук Николая I):
"Как правитель громадного государства, благодаря гениальности сперва его союзника, а потом врага, Наполеона, он навсегда займет особое положение в истории Европы начала XIX столетия, получив и от мнимой дружбы и от соперничества с Наполеоном то наитие, которое составляет необходимый атрибут великого монарха. Его облик стал как бы дополнением образа Наполеона <…>. Гениальность Наполеона отразилась, как на воде, на нем и придала ему то значение, которого он не имел бы, не будь этого отражения".
Французский писатель и дипломат Франсуа-Рене де Шатобриан характеризует Александра так:
"Какими бы высокими ни были достоинства царя, они в конечном счете были пагубны для его империи <…>. Он посеял там зерна цивилизации и сам же их затоптал. Население, сбитое с толку противоположными требованиями, не понимало, чего от него хотят: просвещенности или невежества, слепого повиновения царской воле или соблюдения законов, стремления к свободе или пребывания в рабстве <…>. Он был слишком сильным, чтобы стать законченным деспотом, и слишком слабым, чтобы установить свободу".
Друг молодости, Адам Чарторыйский, отмечает:
"Александр не обладал умением властвовать над умами, увлекать и наполнять довольством тех, которых он желал привлечь к себе. Ему недоставало этой способности, столь необходимой монархам".
Он же делает вывод:
"Александр <…> представлялся мне растением с тянущимся ввысь стволом, которое посадили в сухую, бесплодную почву, обрезав его молодые и обильные побеги, вследствие чего оно стало давать лишь слабые веточки и в конце концов должно совершенно погибнуть, в силу неблагоприятных для его роста условий".
А вот вывод Шатобриана:
"У императора России были сильная душа и слабый характер".
Историк В.О. Ключевский объясняет проблемы Александра следующим образом:
"Александр стоял на рубеже двух веков, резко между собой различавшихся. XVIII столетие было веком свободных идей, разрешившихся крупнейшею революцией. XIX век, по крайней мере в первой своей половине, был эпохой реакций, разрешавшихся торжеством свободных идей. Эти переливы настроений должны были создавать своеобразные типы <…>. Император Александр I сам по себе, не по общественному положению, по своему природному качеству был человеком средней величины, не выше и не ниже общего уровня. Ему пришлось испытать на себе влияние обоих веков, так недружелюбно встретившихся и разошедшихся".
И все же историк Н.А. Троицкий встает на защиту Александра:
"Масштаб личности
И вот она — та самая оценка историка А.З, Манфреда:
"В нашей стране давно уже <…> стало традицией смотреть на Александра I глазами Пушкина:
Самовластительный злодей! Тебя, твой трон я ненавижу, Твою погибель, смерть детей С жестокой радостию вижу.Эти чувства великого поэта к царю разделялись многими <…>. Для поколения Пушкина и декабристов царь Александр был первым врагом.
Позже Лев Толстой в романе "Война и мир" <.. > продолжил развенчание Александра I. Портрет, воссозданный на страницах знаменитой эпопеи гениальным пером, дискредитировал царя прежде всего эстетически и этически: он представал перед читателями тщеславным, слабым и лживым человеком, позером и мелким себялюбцем <…>.
Александр претендовал на роль военного руководителя и, вероятно, мечтал о военной славе. Кампании 1805 и 1807 годов показали, что у него нет к тому данных; его пребывание в армии приносило ей ущерб. Но в политической сфере и еще уже — в области дипломатии — он оказался на высоте задач <…>.
Среди монархов династии Романовых, не считая особняком стоявшего Петра I, Александр I был, по-видимому, самым умным и умелым политиком. И среди монархов начала девятнадцатого столетия он тоже был, вероятно, наиболее современным, во всяком случае, более умным и ловким политиком, чем Фридрих-Вильгельм Прусский или австрийский император Франц".
Историк К.В. Кудряшов:
" При всем разнообразии отзывов почти все они совпадают в признании скрытности и неискренности одной из основных черт Александра. Эти особенности развиты были условиями придворной жизни, среди которых протекала его юность. Любимый внук Екатерины, не чаявшей души в "господине Александре", осыпавшей его благодеяниями и прочившей, минуя Павла, в наследники трона, — он в нежных выражениях благодарит дорогую бабушку за все то, что она делала ему и что "еще намерена сделать" в будущем. В то же время, не желая восстановить против себя отца, он пишет ему самые почтительные сыновьи письма, выражая полнейшую покорность и преданность его воле. С одной стороны на великого князя влиял блестящий Екатерининский двор с его знаменитыми вечерами в Эрмитаже, где он вращался в кругу выдающихся государственных лиц, пышных придворных, слышал утонченную дипломатическую речь, смотрел новейшие французские пьесы. Противоположные впечатления накладывал малый Гатчинский двор с его суровой казарменной обстановкой, с утомительными военными парадами и вспыльчивым подозрительным Павлом во главе. Эта двойственность влияния очень рано приучила юного великого князя скрывать свои истинные чувства, заставила иметь два "лица" и развила то "двоедушие", которое отмечают современники.