Александр II
Шрифт:
«Ура» заливало всю полосу гребня, гремело с лишком на две версты, неумолимо ликующее и победное. Солдатам казалось, что неудержимая сила несёт их наверх, на кручи турецких брустверов, через канавы ложементов и окопов.
Турки отхлынули из передних укреплений и бежали в промежутках между редутами.
Скобелев, ухватившись за гриву коня, взобрался по крутому скользкому скату гласиса [194] , скатился с лошадью в ров, там лошадь упала, Скобелев выбрался из-под неё и одним из первых ворвался в редут.
194
Пологая
Первым вскочил в укрепление штабс-ротмистр Ревельского полка Добржинский. Редут был полон турками. О сдаче, о плене никто не думал. Дрались штыками, валили турок прикладами. Тела в синих и тела в чёрных мундирах и белых, измазанных грязью штанах покрывали всю внутренность укрепления. В нём, хрипя, схватились грудь с грудью – кругом и левее редута гремело ликующее, победное «ура».
Кованлек был занят с налёта – на него вёл Скобелев! С ним шла несокрушимая победа. У редута Исса-Ага атака остановилась. Не было того, кто кинулся бы на гласис, окружённый скобелевским победным ореолом. Там залегли под самым гласисом и стали копаться в мокрой земле и отходить назад. Победное «ура» смолкло.
От Кованлека часть турок бросилась к Плевне. Отдельные смельчаки побежали за ними, без офицеров, никем не руководимые. В садах плевненского предместья раздались выстрелы русских.
И ещё сильнее зарядил дождь.
Шёл шестой час. Чёрные тучи точно упали на землю, сырая мгла окутала редут Кованлек. Небольшая группа схваченных турок, уже обезоруженных, стояла между солдат и ошалелыми глазами смотрела на толпившихся в укреплении людей.
Офицеры собирали свои части. В углу, у самой горжи [195] горнист настойчиво играл сигнал, сзывая первый батальон.
195
Тыльная часть укрепления или обращённый к тылу выход.
«Дан сигнал для гренадер», – всё повторял он, и звенели звуки его горна, эхом отдаваясь о крутости брустверов.
– А какому полку сигнал? – удивлённо говорил солдат в изорванном, грязном мундире. – Эк его! Который раз…
«Дан сигнал для гренадер», – опять прозвучало по укреплению.
Ошалевшие люди толпились в беспорядке.
Вдруг у северного фаса [196] послышались выстрелы. Часть людей бросилась туда и, залегши за укреплением, приготовилась стрелять. Густые цепи карабкались сзади за холмы, и не разобрать было, что это за цепи, свои или противника.
196
Прямолинейный участок крепостной ограды или полевого укрепления.
Впереди увидали высокого человека в белом и с русою бородой.
Человек этот шёл впереди цепей и махал рукой.
– Скобелев!.. Да это наши! – сказал кто-то.
Фельдфебель подошёл к офицеру.
– Ваше благородие, да это же турки! Какой тут Скобелев, ить Скобелев-то был в пальте! И фуражка не скобелевская совсем…
По фронту раздавались крики:
– Не стрелять! Свои! Это наши!
Таинственные цепи поднимались на горжу укрепления. Стало ясно видно, что это турки.
– Огонь! – крикнул офицер. – Пальба ротою! Шестая рота! Пли!..
Сорванный залп слился с общим треском ружей. Человек в белом упал. Турки отхлынули назад…
XXIV
Тишина?..
Нет, тишины не было. Это только после напряжённейшего боя казалось, что тихо. С Кришинских высот –
Темнота?..
Ночь ещё не наступила, и люди были видны. В Кованлеке распоряжался Куропаткин. Он отсчитал двести человек из разных полков и, выведя их из редута, укладывал на землю и показывал, как рыть окопы и откуда ожидать турок. Присланный Скобелевым Порфирий помогал ему. Они стояли в вечернем сумраке, когда подле них совсем неожиданно появился генерал Добровольский. Высокий, прямой, какой-то очень уже не к месту официальный, со смертельно бледным лицом, тяжело дышащий, он быстрыми шагами подошёл к Куропаткину, нагнувшемуся к солдату и лопатой прочерчивавшему в жидкой земле линию, по которой надо было рыть окоп, и ударил его рукою, затянутой в белую перчатку, по плечу. Куропаткин выпрямился.
– Ваше превосходительство?
– Вы меня видите? – сердито спросил Добровольский.
– Вижу, ваше превосходительство, – с недоумением сказал Куропаткин.
– Видите здесь? – ещё сердитее спросил Добровольский.
– Так точно, ваше превосходительство.
– Значит – я не трус!
Куропаткин молчал. В этой обстановке сам вопрос показался неуместным.
– Так передайте вашему Скобелеву! Я принимаю здесь командование!
И с высоко поднятой головой Добровольский направился к укреплению. Порфирий нагнал его.
– Ваше превосходительство, что всё это значит? Зачем вы здесь?
Генерал Добровольский поднялся в редут и устало опустился на берму [197] . Нижняя губа у него дрожала. Казалось, он сейчас зарыдает… Он заговорил, дрожа внутренней дрожью, взволнованно и прерывисто:
– Вы понимаете! Я – командир бригады! Наконец, я старше Скобелева… Много старше… У меня отобрали мои батальоны. Бросили, швырнули в бой помимо меня. Я остался один. Вдруг наезжает на меня Скобелев. Совсем как пьяный. Кричит: «Что вы тут делаете?!» Я развёл руками. У меня только что увели последние 11-й и 12-й батальоны. Я говорю: «Нахожусь при бригаде». – «А где ваша бригада?» – «Пошла на штурм». Скобелев мне, старшему, кричит: «И ваше место там…» Мне, старшему, указывает моё место! Это ж-же пон-нять нужно!
197
Полоса земли, оставляемая при постройке окопа между рвом и бруствером; препятствует осыпанию земли в ров, используется для упора локтей при стрельбе.
– Ваше превосходительство. Надо понять, что только что пережил Скобелев. Я уверен, что он извинится перед вами.
– Очень мне это нужно… Извинится… Надо понимать дисциплину прежде всего.
Добровольский вгляделся в Порфирия. Точно успокаиваясь, он только теперь узнал, с кем говорит. Он встал, крепко сжал руку Порфирию повыше локтя и сказал уже совсем другим тоном. Тёплые, сердечные нотки слышались в его голосе:
– Порфирий… Порфирий… – он, видимо, не мог вспомнить отчества Порфирия. – Разгильдяев. Поручик Разгильдяев, это ваш?.. Прикомандирован на прошлой неделе к 9-му полку?
– Да, это мой сын…
– А?.. Да-а… Ваш сын… Ваш сын, знаете, убит!
– Где?.. Где, ваше превосходительство?
– Не знаю точно. Мне адъютант говорил… Где Ревельский полк. У майора Горталова.
Добровольский тяжёлым взглядом странно жгучих на мёртвенном лице глаз пристально смотрел на Порфирия. Он казался Порфирию призраком.
– Простите за тяжёлую весть. Долгом почитал сказать… А то и тела потом не отыщете… Впрочем, это всё равно… Все там будем.
И открытый во весь рост Добровольский пошёл на ту горку укрепления, где вдруг началась частая перестрелка. Со стороны редута Баглык-Сарты наступали турки.