Александр II
Шрифт:
Унтер-офицер ставит фонарь на землю и старается снять с шеи ладанку. Он тормошит то страшное, кровавое месиво, которое было прекрасным лицом Афанасия. Тяжёлые капли падают на землю. Слышнее терпкий запах крови, вязнет от него в зубах, сохнет нёбо. Порфирий отворачивается и закрывает глаза.
– Вот… она. Не признаёте?
Конечно – это его, Афанасия, ладанка. Порфирий осторожно берёт грязный кожаный мешочек и нерешительно говорит:
– Как будто?.. Не его.
Сзади подходит майор Горталов.
– Ну, что? Нашли? – говорит он.
Порфирий
– Нашли, да так заложен, не вытащишь. Весь бруствер разваливать придётся.
– Вы, полковник, не беспокойтесь… Место приметим. Завтра, Бог даст, турок совсем отгоним, тогда и разберём убитых: кого – куда… Да, может быть, вы и ошиблись. Это бывает. Скажут – убит. Даже покалеченного покажут, а он на другой день сам и объявится, живой и здоровый, даже и не раненый. Идите себе спокойно. Я присмотрю за этим местом. Мои люди сейчас за патронами пойдут, они вас проводят. Ночью-то легко ошибиться.
Порфирий идёт за солдатами. Тёмная, непогожая ночь кругом. Огненными метеорами рвётся в воздухе шрапнель, лопаются гранаты, на мгновение освещая путь, и потом ещё страшнее и темнее ночь. В логу посвистывают откуда-то сбоку пули.
– Вы вот здесь, где помельче будет, ваше высокоблагородие, – говорит солдат, показывая, где перейти ручей.
«Погоны с набитой третьей звёздочкой и цифрой «14»… Мундир… Как даже и в крови не признать доронинского английского добротного сукна? И ладанка? А вот креста всё-таки не было? Нет, не может того быть, чтобы этот ужас, чтобы это был Афанасий!!»
Порфирий спускается с кручи, скользит, едва не падает, карабкается наверх.
– Пожалуйте, я вам помогу, – говорит солдат и поддерживает Порфирия под локоть.
Они идут, и бесконечным кажется их путь в этой тёмной, сумрачной ночи.
– Сына у них убило… На горталовской траншее, – тихо говорит один солдат другому.
«Скажут: убит… Даже покалеченного покажут, а он на другой день и объявится – живой и здоровый…»
Надежда не хочет оставить Порфирия.
Ладанка лежит в кармане штанов. Холодит ногу. Его ладанка… Афанасия!..
XXVI
Государь с великим князем Николаем Николаевичем старшим, принцем Карлом Румынским, начальником штаба генералом Непокойчицким, генералом Левицким, чинами штаба, ординарцами, сопровождаемый эскадроном лейб-казаков, к трём часам дня приехал на Царский валик – холм против Гривицких редутов. Там были поставлены походные полотняные стулья. Государь сел на один из них наблюдать за боем. Он был в белой фуражке с большим козырьком и в пальто.
Холодный дождь сыпал и сыпал с неба. Потоки воды текли с холма. Впереди не переставая, как гром во время грозы, гремели пушки, то разгоралась, то смолкала ружейная стрельба. Но ни простым глазом, ни в бинокль не было видно, что делается впереди.
Туман, низкие, чёрные тучи, косые полосы дождя скрывали место боя. Не видно было ни пороховых дымов, ни разрывов снарядов.
Иногда
– Ну как, – нерешительно спросит государь, – у Зотова?
Он отлично видит, что всё стоит на тех же местах, но так хочется услышать об успехе…
– Да как будто раньше наши цепи были на этом холме, а теперь во-он куда подались, – скажет великий князь главнокомандующий.
Сзади раздаётся мрачный бас Левицкого:
– Все на тех же местах, ваше высочество. Это только так кажется. Подались бы вперёд – батареи переменили бы позицию, а то, смотрите, где были, там и остались.
Опять туман, дождь, серые космы туч скрывают дали.
– От князя Имеретинского ординарец!
– Ну, что скажешь, молодец?
– Ваше императорское величество, его сиятельство князь Имеретинский приказал доложить, что генерал Скобелев потребовал все его резервы вперёд. У князя больше нет войск.
И сдержанный басок Левицкого:
– Скобелев это умеет!
– Значит, нужно так, – говорит великий князь. – А где Скобелев?
– Пошёл на Зелёные горы.
Бинокли направляются влево. Там тот же туман, тучи, полосы дождя.
Томительно медленно тянется время. Государев ординарец, конвоец Абадзиев, пытается шутить, но никто не принимает его шуток.
Опять посветлело. Раздались дали. Там, где котлом кипит ружейная стрельба, стали видны дымы.
Великий князь Николай Николаевич смотрит туда в бинокль.
– Ваше величество, – говорит он, – Скобелев на Зелёных горах!
– Слава Богу! Слава Богу! – говорит государь.
За холмом слышно шлёпанье конских ног по грязной дороге, покряхтыванье кузова коляски. Экипаж приехал за государем.
Из сумерек скачет ординарец, донской офицер. Он на скаку спешивается, бросает измученную лошадь и быстрыми шагами подходит к государю:
– Ваше императорское величество, от генерала Скобелева! Редут Кованлек только что взят Ревельским и Либавским полками. Наши врываются в Плевну. Скобелев просит подкреплений.
Государь вопросительно смотрит на великого князя. Левицкий говорит за главнокомандующего:
– Ваше величество, резервов больше на левом фланге нет.
– Передай Скобелеву, – говорит великий князь, – пусть держится там, где стал.
Шёл пятый час, и в этот непогожий печальный день начинало уже темнеть. Со стороны Радищевского редута (Омар-бей – Табия) послышались крики «ура», стрельба стала там как будто тише и потом вдруг возобновилась с небывалою силою. Оттуда, обтекая Царский валик, потянулись раненые. Они шли бесконечными вереницами, то поодиночке, то целыми толпами. В тумане и полосах набегавшего дождя они исчезали; растворялись, словно призраки войны. Обгоняя их, скакал офицер-ординарец. Казак едва поспевал за ним.